Тяжелая корона
Шрифт:
Я прохожу мимо нее, не давая никаких обещаний.
Я на мгновение останавливаюсь у двери прачечной. Я вижу тяжелую стиральную машину и сушилку промышленных размеров и аккуратный ряд баночек Греты с моющими средствами, кондиционером и прищепками для белья.
Импульсивно я открываю последнюю банку и, схватив пригоршню прищепок, засовываю их в карман рядом со своим складным ножом.
Затем я спускаюсь по лестнице, мимо гаража, до самого нижнего и наиболее скрытого уровня этого дома. Под нашим оружием, под нашим сейфом,
Там меня ждет моя невеста.
Я рывком открываю дверь, пугая ее так, что книга выпадает у нее из рук. Это была одна из книг моего отца, я узнаю обложку с изображением розы и черепа в стиле иллюстрированной рукописи.
Как она всегда делает, Елена изучает мое лицо, пытаясь прочитать мои намерения еще до того, как я открою рот.
Сегодня она их не угадает.
Я делаю шаг к ней, и она поднимается мне навстречу, ее руки подняты в инстинктивном защитном жесте. Я отталкиваю их в сторону. Я хватаю ее сзади за шею, держу и грубо целую.
Она застывает от шока.
Я просовываю свой язык между этими нежными, мягкими губами, целую ее так сильно, что ощущаю вкус крови во рту.
Когда я отпускаю ее, она смотрит на меня, встревоженная и смущенная.
— Ты все еще любишь меня? — я требую.
— Да, — выдыхает она.
— Что бы ты сделала для меня?
Она отвечает без колебаний.
— Все, что угодно, — говорит она.
— Ты уверена? — я спрашиваю ее.
— Да.
— Не говори этого, если ты действительно не уверена.
Елена смотрит на меня с таким ясным и серьезным выражением, какого я никогда у нее не видел.
— Я совершила ошибку, Себастьян. Я была эгоистичной и глупой. Но я люблю тебя. И я сделаю что угодно, чтобы доказать.
Я смотрю на нее, стоящую там, самую красивую женщину, которую я когда-либо видел, и самую свирепую. Даже полуодетая, запертая в камере на несколько дней, она остается непокорной. Она не подчинится. Не этому чудовищу Родиону и не ее отцу-психопату.
Но она просто может подчиниться мне.
Я закрываю за собой дверь камеры. Она закрывается со зловещим металлическим лязгом. Комната освещена только одним мерцающим потолочным светильником. Это сырое и унылое место. Но прямо сейчас это кажется идеальным. Это ощущается правильным.
Я делаю шаг к Елене. Она выглядит взволнованной. Что тоже правильно, она должна нервничать.
Даже истощенная, оправляющаяся от пули в плечо и запертая в этом подвале на несколько дней, Елена настолько красива, что на нее больно смотреть. Ее серебристые волосы свободно спадают на спину, спутанные, но все еще красивые. Она бледнее, чем когда-либо, с бетонной пылью, размазанной по ее коже, и темными кругами под глазами. Это только подчеркивает, насколько чистая и сияющая на самом деле ее кожа под слоем грязи. Ее глаза кажутся больше, чем когда-либо из-под прямых темных бровей,
На ней пижама, которую Грета принесла, из мягкого хлопка с пуговицами спереди.
— Сними это, — рявкаю я.
Настороженно наблюдая за мной, Елена начинает расстегивать пуговицы. Она возится с первыми несколькими, потому что у нее дрожат пальцы. Но ей удается расстегнуть все, и она выскальзывает из верхней части, затем из нижней.
Теперь она стоит в одном лифчике и трусиках, демонстрируя то тело, за обладание которым мужчины сражались бы и умерли. Сильное, высокое и непокорное тело, которое в данный момент полностью под моим контролем.
С той минуты, как я встретил ее, я думал, что она похожа на принцессу-воительницу.
Что ж, теперь она захвачена варваром. Теперь она принадлежит мне.
Я забрал ее. Я женился на ней. И теперь она принадлежит мне.
Она говорит, что любит меня?
Что ж, она, блять, может это доказать.
— Встань у стены, — приказываю я.
Я вижу дрожь в горле Елены, когда она тяжело сглатывает. Тем не менее, она повинуется мне, отходя от матраса и прижимаясь спиной к холодной бетонной стене.
Я поднимаю кандалы с пола, где они лежали с тех пор, как я снял с нее их.
Я снова застегиваю их вокруг ее запястий и лодыжек. Они закрываются с металлическим щелчком. Я вижу маленькие мурашки, покрывающие ее руки, от холода или от нервов. Я туго затягиваю цепи, так что она привязана к стене, ее лодыжки разведены в стороны, а руки могут двигаться только на несколько дюймов.
Я вижу, как у нее на горле подскакивает пульс. Я слышу ее учащенное дыхание, хотя она пытается вести себя тихо. Я даже чувствую резкий вкус ее адреналина, смешанный с соблазнительным натуральным ароматом ее кожи.
Она боится, и это именно то, чего я хочу от нее. Я хочу, чтобы она почувствовала хотя бы малую часть тех страданий, которые я испытал за последние несколько дней. Мне нужно знать, действительно ли она хочет отдаться мне, или она сломается под давлением.
Итак, я достаю нож из кармана и открываю лезвие.
Елена смотрит на острое, как бритва, лезвие, когда я подношу нож к ее ребрам. Она не уклоняется. Она остается совершенно неподвижной, стиснув челюсти.
Я наклоняюсь и касаюсь губами ее уха.
— Я собираюсь довести тебя до предела, Елена, — говорю я ей. — В любой момент, когда захочешь, ты можешь сказать мне остановиться. Я остановлюсь и уйду. Но если ты хочешь, чтобы я остался… если ты хочешь быть моей… на этот раз будет не так просто. Я хочу ВСЮ тебя. Я хочу каждую твою гребаную частичку. Телом и душой ты принадлежишь мне. Я хочу, чтобы ты была обнаженной, уязвимой и желающей. Я хочу знать, что на этот раз ты ничего от меня не скрываешь. Ты понимаешь?
Она медленно кивает, ее глаза широко раскрыты и не моргают.