Тяжело ковалась Победа
Шрифт:
– В лес, в дремучий лес, – хохочет.
– Знаешь, у меня столько заказов для деревенских! Успею ли я? Мне ведь пол-отпуска только дали: время-то летнее. А мы уже в Ленинграде погостили – неделю извели.
– Успеешь, – успокоил ее Петр Кириллович. – Ну, как вы там? – обращался он к нам и смотрел то на меня, то на Анюту, но по имени не называл, а все «вы» да «вы».
И Анюта защебетала: кто кем стал, кто на ком женился, у кого сколько детей. А я так и просидел молчком – не знал, как его теперь величать: Петей, Петром, Петром Кирилловичем?
Вот
Кабинет у него – так кабинет! Одних столов три: двухтумбовый полированный, за которым он сам расположился, второй – поменьше, на низеньких ножках – для посетителей, и третий – самый большой, где он подчиненных, надо думать, распекал. Я так понял. Телефонов с десяток всех цветов. И не запутается, какой жужжит… А кресло его и крутилось, и качалось, и каталось…
На низеньком столике появилось несколько альбомов с фотографиями институтов, театров, гостиниц, их трестом построенных, чтобы я смотрел.
Он снял пиджак, расслабил галстук и сел работать, включив «светофор» у дверей кабинета. В приемной уже дожидались.
Я смотрел фотографии и прислушивался, как он по телефону басит, как с посетителями обращается. В конце концов его разговоры так меня увлекли, что я забыл про альбомы и уже не спускал глаз с хозяина. Он помнил всех и все, так начальственно держался, что даже я и то развалился в кресле, вроде как причисленный к важной персоне. А он успевал и в телефон отвечать, и с присутствующими беседовать, крутясь и поворачиваясь в кресле, и бумаги подписывать, метко бросая ручку в гнездо письменного прибора.
– Петр Кириллович, – с мольбой в голосе заговорил профессорского вида представитель института, – если вы дадите строительному управлению сорок тонн проката, то оно в этом квартале, как мне обещал главный инженер, выполнит план по лабораторному корпусу, – профессор поглядывал на меня, явно рассчитывая на мою поддержку. – Я гарантирую, что в следующем квартале мы получим от министерства двести тонн и вернем с лихвой, – старичок прижал руку к груди.
– В следующем квартале и план будем выполнять, – качался хозяин в кресле, как на волнах. – Верно я говорю? – играючи спросил он у меня.
– Правильно, Петр Кириллович, – поддакнул я, польщенный тем, что он обращается ко мне за советом. И тут же потупился – не выдержал укоризненного взгляда институтского ходока.
– Петр Кириллович, – опять начал проситель, – за невыполнение плана директор получит выговор, а меня снимут. У нас с вами всегда были хорошие отношения. Мы же никогда не отказываем вам, – он пошел в лобовую, – в приеме ваших подопечных. Так уважьте и нашу просьбу.
– Добро, – сложив руки на груди и отвалившись на спинку кресла, важно изрек Петр Кириллович. – Жду письма от вашего замминистра в Госснаб. Будет вам план, – и нажал на желтую кнопку «светофора», чтобы приготовился следующий посетитель.
– Завтра же привезу, Петр Кириллович, завтра же, – пятился, кланяясь, старичок и осуждающе смотрел на меня.
– Ну, как я с ним? – спросил хозяин, когда закрылась дверь.
– Правильно, – откликнулся я. – Подопечных они принимают… Да наш Колька Матрены-пасечницы или Санька председательский – таких в Москве поискать! Башковитые ребята. Если их не принимать, тогда ни один колхозник диплома не получит. У городских тут курсы-раскурсы, репетиторы… А у наших что?
После ученого старичка внесла свою пышную грудь молодая дама. Она уселась, искоса глянула на меня: это еще кто?
– Та-а-ак, – протянул Петр Кириллович, покачиваясь в кресле. Сотрудник треста с бумагами покинул кабинет. Мы остались втроем. – Слушаю вас, Наталья Николаевна.
И эта красивая женщина, так гордо вступившая в кабинет, начала заискивать и льстить:
– Вы всегда в прекрасной форме, милый Петр Кириллович!.. Опять приехала беспокоить. Нам для главного корпуса гостиницы «Сибирь» требуется тысяча кубометров железобетонных ригелей.
– Только для вас, – Петр Кириллович довольно осклабился. – Наталья Николаевна, только для вас.
Решив, что я свой, она выложила главный козырь:
– Шубу для вашей супруги мы достали через Внешторг. Нужно, чтобы она примерила.
– Вы читаете мысли, – шутя погрозил Петр Кириллович. – У нее скоро день рождения, – и добавил, кивнув в мою сторону:
– Вот, кстати, сибиряки опять приехали.
– Пожалуйста, – одарила меня улыбкой гостья. – Скажите, в какую гостиницу хотите?
Я замялся. Откуда мне было знать, где остановимся?
– Он только с дороги, еще не огляделся, – покровительственным тоном произнес Петр Кириллович. – Решим.
– Петр Кириллович, – извиняющимся тоном заговорила Наталья Николаевна, – я на несколько дней уеду, но администратор будет в курсе. Только пусть скажут, что от вас.
В кабинет устало вошел шофер и плюхнулся в кресло.
Петр Кириллович преобразился, приняв строгое выражение, черкнул что-то в календаре, метнул ручку в гнездо письменного прибора, скомандовал:
– Едем!
Наталья Николаевна раскланялась.
Петр Кириллович поправил галстук, надел пиджак, плащ и уже у дверей спохватился:
– Фу-ты черт! Совсем забыл! Анна же просила ткань…
Пока он разговаривал по телефону со своим человеком, справлялся о здоровье семьи, дачных делах, об успехах дочери в институте, смеялся насчет старика-проректора, я все никак не мог вспомнить название материала, который Анюта просила достать для жены директора зверосовхоза: не то лунник, не то марсин…
– Поехали, – хлопнул он меня по плечу. – Сейчас заскочим в один магазин – и домой. Как там говорят? Соловья баснями не кормят. Полдня тебя продержал. Ты уж извини: сам видел, как приходится.