Тяжелые тени
Шрифт:
– Ты хочешь уйти от нас?
– Из слов девушки Лос тут же сделал практический вывод.
– Да!
– твердо ответила Интиль.
– Ты уходишь от нас в Мир, а Мир есть порождение дьявола Энтропа!
Интиль невесело рассмеялась.
– Не дьявол сотворил Мир, а многие из людей Фирболгии ежечасно творят дела дьявольские. Не надо валить на дьявола ответственность за свои дела. И землян сюда же зачем-то приплели! Я видела землян... Я говорила о них с людьми, знающими их... Они вовсе не похожи на воплощение Энтропа. И вещи для них не цель. Вещи для них - покорные
Беседа стала явно надоедать ей. Лос видел это и старался спешно найти какой-то сильный, совершенно неотразимый довод. Он искал... и не находил.
– Но земляне... Эти земляне... Разве ты не согласна с моей вчерашней проповедью?
Интиль посмотрела прямо в лицо Лосу, и ему показалось, что зрачки ее сузились от злости. Лос вздрогнул: такой Интиль нравилась ему еще больше.
– Твоя проповедь?
– спросила она с оскорбительным изумлением.
– Так это была проповедь? Ты такое понасочинял!.. Особенно о землянах. Наверное, ты их никогда сам не видел. Я - видела. Я разбираюсь в лицах. В их лицах высокая одухотворенность. Особенно у одного из них. Я узнала его имя. Его зовут...
– А я?
– заныл Лос.
– А мое лицо? Разве у меня ты не находишь одухотворенности?
– Твое лицо?
– с безразличием переспросила Интиль, вставая.
– Есть в математике понятие пустого множества. Твое лицо - иллюстрация этого понятия.
Угол рта у Лоса дернулся.
– Ты слишком много читала. И твой ум заблудился среди пустого множества книжных выдумок. Не испытывай мое терпение!
– сказал он с угрозой. Последний раз предлагаю: останься! По-доброму покамест прошу!
Интиль встала, стряхнула с себя песок.
– Нельзя одновременно служить двум господам - Лжи и Истине, - бросила она через плечо.
– Я выбираю Истину!
Она ушла, покачивая бедрами; небольшая ступня ее глубоко погружалась в рыхлый песок.
Лос глядел ей вслед горящим взглядом. Когда Интиль скрылась из вида, он изо всей силы ударил кулаком по песку и выругался.
– Погоди же! Я предупредил тебя!
– Он скорчил оскорбительную гримасу. Истина ей нужна! Вы только посмотрите на нее! Сильно умная стала. Нет! Книги до добра не доводят!
11
Володя любил многие земные города. Любил Киев с его открытостью небу; южный мягкий говор жителей, склонных к лукавой шутке; бело-розовые пирамидки цветущих каштанов - весной и багряный узор из кленовых листьев на потемневшем булыжнике крутых дорог - осенью; пышно-академический Печерск; окутанную дымкой, хорошо видную с приднепровских откосов далекую Дарницу и овеянную романтикой мудрой древности златоглавую Софию.
Любил Ленинград. Его строгие черты, полные силы и величия. Владимира несказанно волновало, что камня мостовой, по которой он сейчас идет, касалась когда-то нога Ленина. Что здесь белыми ночами бродил опьяненный рифмами Пушкин. Здесь, именно здесь когда-то схлестнулись безудержная, яростная мощь Петра и тупая сила природы. И вырос город-памятник, город-символ, город - торжественная песнь человеческому гению и труду.
Любил Москву. Ее неудержимый ритм и богатырский размах; неисчерпаемость ее новизны. И многоголосие ее светлых вокзалов. И покой ее заснеженных пригородов.
Он не знал, сможет ли полюбить этот город. Напор впечатлений, их ревущий водоворот был настолько силен, что он зачастую не успевал составить устойчивого мнения об увиденном. Порой какое-нибудь отдельное здание - маленькая церквушка с каким-то игрушечным готическим шпилем или помпезное здание в стиле "эклект" - не производили на Владимира никакого впечатления. Но вечером, когда увиденное из разрозненных кусков складывалось в единую картину, он начинал чувствовать некую неуклюжую грацию и композиционное единство города.
Новые здания изо всех сил старались "произвести впечатление". Все эти кубы, шары, спирали, "соты", словно базарные приставалы, хватали прохожего и орали: "Да ты посмотри только, какие мы!"
Неожиданными были переходы широких трасс в узкие улочки доавтомобильной эпохи.
Солнце здесь светило ярче. Тени были прозрачнее и воздушное. Все вокруг казалось специально подсвеченной декорацией.
Раньше он совершал по городу телевизионные путешествия. И вот сегодня, наконец-то, долгожданная экскурсия!
Видя огромные правительственные лимузины в сопровождении кавалькады мотоциклистов, люди на тротуаре опускали головы. Некоторые, напротив, смотрели в сторону автомобилей с вызовом. Их губы что-то шептали, и по выражению лиц можно было легко догадаться, что это не комплименты.
Директор конторы внутренней безопасности был багров и потен от усердия. В качестве гида он выступал впервые. Улыбаясь гостеприимной и все ж неприятной улыбкой, он давал косноязычные, путаные объяснения. У него была совершенно своеобразная манера рассказывать о достопримечательностях столицы.
– Вот здесь, - с коротким смешком говорил он и тыкал пальцем в боковое стекло, - кажется, вот здесь. Не-т, не здесь. Кажись - там. Вроде - да. Здание с зигзагообразными балконами. Это - достопримечательность. Кажется мне, что там пели. Или танцевали балетным образом. Скорее всего танцевали. Пели в том здании, что мы уже проехали. Я не успел вам его показать. Оно с такой круглой красной крышей, а на крыше - огромный шар. Тут, за шаром этим, как-то один боевик прятался. У него винтовка была с оптическим прицелом. Как раз должен был следовать кортеж с Непостижимым. Да будет он жив, здоров и невредим. Мы потом выяснили. Он из левых был. Из народно-патриотической рабочей партии. И фотоаппарат рядом с ним нашли.
– Винтовку тоже нашли?
– спросил Владимир, рассеянно поглядывая по сторонам.
– Винтовки рядом с ним не было, - после короткого молчания ответил Директор.
– Она куда-то делась.
– Наверное, он ее спрятал, - предположил переводчик.
Директор конторы внутренней безопасности с подозрением посмотрел на спутника. Предположение, что винтовку можно спрятать на абсолютно ровной крыше, звучало как издевательство.
– Происки левых, - туманно пояснил он.
– Эти левые способны на все.