Тяжелые тени
Шрифт:
– Как вы циничны!
– поежился Первый.
– Скажите, как в отношении управляемости?
– Он получает уже три дня наркотики и транквилизаторы в предельно допустимой терапевтической дозе. Теперь он вполне управляем.
– Продемонстрируйте!
– потребовал Первый.
– Как вы относитесь к вашей немоте, возникшей в результате проведенной мною невротомии?
Непостижимый, склонив голову набок, кивнул.
– Нет, нет, нет!
– замахал руками Первое Доверенное Лицо.
– Разве так кивает ипостась Логоса?! Так может кивнуть простой, самый обыкновенный человек. Я, например. Воплощение
Секретарь кивнул и что-то черкнул в своем блокноте.
Первое Доверенное Лицо задумался, почесал в затылке и спросил у доктора:
– Вы понимаете, что у двойников должно совпадать абсолютно все? А того не учли, что шрам на шее у ныне еще действующего Непостижимого белый, а у этого - красный!
– Все свежие шрамы красные. Через два-три месяца побелеет.
"Непостижимый" был настолько неподвижен, что напоминал статую. Первый еще раз окинул его взглядом.
– Когда вы наконец разработаете не слишком токсичные препараты? Для меня слишком хлопотно менять Непостижимых каждые три-четыре года!
– Работаем, - неопределенно ответил доктор.
– Ну, пошли, пошли!
– махнул рукой Первое Доверенное Лицо.
– На сей раз я почти доволен.
Доктор поклонился и увел шагающего с механической размеренностью пациента.
Первый уселся в кресло и заметил, будто мимоходом:
– Надеюсь, ты понял, что актер, который будет обучать нового Непостижимого, должен исчезнуть сразу же после курса обучения? Ничего не поделаешь, если сами говорят, что искусство требует жертв.
Секретарь сделал заметку в блокноте.
– Будет сделано. Автокатастрофа по дороге на дачу?
– Примитивно. Банально. Но зато проверено и надежно. Согласен. Теперь сводочку новостей мне.
Секретарь подал Первому Доверенному Лицу папку, в которой лежало несколько отпечатанных на машинке листков.
Хмыкая и посапывая, Первый просматривал информацию. И все это время секретарь смотрел на него холодным изучающим взглядом.
10
Полоска над дальней кромкой леса из лиловой стала розовой, потом алой. Река играла. В каждой волне взблескивало алым крохотное дрожащее зеркальце.
На берегу реки, стоя на коленях, замерло около двадцати человек юношей и девушек. Все они были полуобнажены. Длинные распущенные волосы девушек доставали до песка и скрывали склоненные лица.
Ближе всех к воде стоял коренастый рыжеволосый юноша. Он внимательно всматривался в горизонт. Вот из-за горизонта показался край солнечного диска. Юноша воздел руки кверху и закричал страстно и пронзительно. Постепенно из нечленораздельных криков и бормотания стали выделяться слова молитвы. Протягивая к светилу руки, вслед за ним запели молитву коленопреклоненные юноши и девушки.
Внезапно они вскочили, взялись за руки и, продолжая петь, стали двигаться по кругу. Ритм движения все ускорялся, пение снова превращалось в нечленораздельные крики. Лица танцующих обессмыслились, в глазах появился безумный блеск. Рыжеволосый юноша в центре круга, словно дирижер, взмахами рук все ускорял и без того быстрый ритм движения.
Одна из девушек, рослая и красивая, соединив руками двух ближайших партнеров, вышла из круга. Ее высокая грудь часто вздымалась, на лице застыло выражение недовольства. Рыжеволосый вперил в нее пристальный взгляд. Проскользнув под руками танцующих, он нагнал девушку.
– Интиль!
– сказал он требовательно.
– Что с тобой? Ты нарушила ритуальный танец! Разве ты забыла, что это не просто пляска, из которой можно уйти по собственному желанию? Наш танец - прославление истинного божественного света. Уйдя, ты оскорбила бога чистого!
– Чистого?
– Улыбка Интиль была полна невыразимого презрения.
– Разве я дитя, Лос? Разве не видела я, чем заканчивается ваше прославление?
Лос нимало не смутился.
– В том, о чем ты говоришь, нет ничего дурного. Единение тел символизирует единение душ.
Интиль плавным жестом забросила волосы за спину, сощурившись, посмотрела на солнечный диск.
– Я не чувствую единения с вами. Признаться, не чувствовала и раньше. Долго размышляла и поняла: не там вы ищете истину. Совсем не там. Более того, я подозреваю, что ты сам и не заинтересован в ее поиске.
Лос отломил гибкую ветку, нервно погрыз прохладную кору и, почувствовав едкую горечь, с проклятьем отбросил ее в сторону.
Интиль села, вытянув стройные ноги и опершись руками на песок за собой. Вслед за ней сел Лос. Он был зол и озадачен, но сдерживал себя, потому что не терял надежды и думал, что нынешнее поведение девушки не более, чем каприз красавицы.
Интиль внимательно посмотрела на рыжеволосого юношу и сказала с понимающей улыбкой:
– Лос! Ты нервничаешь! А это значит, что нет в тебе силы и уверенности в своей правоте!
В ее улыбке не было ничего двусмысленного. Поза ее была самой естественной. Но Лосу казалось, что все в девушке полно тайного смысла, что Интиль нарочно пытается вскружить ему голову чарами прекрасного тела.
– Я спокоен, - выпалил Лос с дрожью в голосе и облизнул сухие губы. Я...
В реке плеснула рыба. Лос вздрогнул и, повернув голову на звук, долго смотрел в рябящую воду. "Поистине, красота ее подобна колдовству, - думал он.
– Она отнимает разум и превращает человека в бессмысленное животное!"
– Ну, говори же, Лос! Твой голос сладостен, словно звук тростниковой дудочки среди рябиновой ночи.
– Она засмеялась тихим завораживающим смехом.
– Ты требуешь доказательств моей правоты, - сказал наконец Лос.
– А нужна вера. Доказательства - детище разума. Разум же веру убивает.
– Разумеется, - согласилась Интиль.
– Лживую веру он убивает. Ты призываешь, отказаться от разума. В таком случае, в самом идеальном положении окажутся животные. У них нет разума вообще. Вера, я думаю, должна существовать, но эта вера в разум, вера в то, что человек когда-нибудь убьет в себе зверя. Тогда разум и вера уподобятся двум могучим крыльям. Надо познавать истину. Ведь сказано: "Познайте истину, и истина сделает вас свободными". Я хочу познать истину. И я хочу быть свободной. А вы зовете меня поклоняться ложным святыням и исповедовать бога неведомого.