Тяжесть короны

Булгакова Ольга Анатольевна

Кстати, о провизии. Нет, конечно, можно было бы зайти на кухню и нахватать еды. Ночью перед побегом я так и сделаю, но мне нужно больше месяца тайком кормить взрослого мужчину. И это притом, что все привыкли, я ем мало. Не сказала бы, что не решаемая, но проблема. Надо быть предельно осторожной, чтобы никто ничего не заподозрил.

Второй серьезной проблемой были деньги. Я, конечно, принцесса, но мой личный кошелек это как-то не пополняло. На столе передо мной лежали двенадцать золотых, а я с ужасом осознавала, что совсем недавно купила платье за сорок. И оно было простенькое. У меня в шкатулках хранилось много украшений, некоторые наверняка стоили баснословные деньги.

Но я не могла начать продавать драгоценности. С собой брать тоже было неразумно. Если столичные ювелиры просто донесли бы отчиму, что мне зачем-то понадобились свободные средства, то провинциалы сдали бы стражникам. В этом я не сомневалась. Обычно деньги давал мне Дор-Марвэн, в его отсутствие это делал казначей. Мелочный мужичонка, трясущийся над каждой монетой как над собственным ребенком и записывавший в большую книгу, сколько и когда он мне дал, всегда стараясь выяснить, на что мне вдруг понадобилась такая невообразимая сумма. И никогда не давал больше сотни. Ну да ладно, это тоже решаемо.

Беглый просмотр одежды показал, что единственной более или менее годной для путешествий вещью был темно-зеленый костюм для верховой езды. Еще нужно было позаботиться и об одежде для спутника… Об оружии для него… И еще о куче разных важных мелочей.

Я не питала иллюзий, знала, что будет нелегко. Но отступать не собиралась.

Завтракая вместе с Брэмом, упомянула, что хочу навестить Арима, сводного брата. Поэтому прогулка в другое крыло замка, где я последнее время бывала очень редко, не вызвала подозрений. Я любила братишку, да и как можно не любить смешливого, активного и доброго четырехлетнего ребенка? Он много черт унаследовал от мамы и значительно больше от Дор-Марвэна. Но я научилась не переносить свое отношение к отчиму на братца.

В детской комнате было как всегда уютно и спокойно. Арим был счастлив меня видеть, и должна признать, что соскучилась по нему. Я провела там часа три, играя с ребенком и попутно болтая с кормилицей о совершеннейших пустяках. О новых фасонах, о прическах, о ее муже, служившем во дворце садовником, о ее собственных детях. Такие разговоры меня всегда странным образом успокаивали. А, может, все дело было в кормилице, ведь я ее так долго знала. Впервые с того момента, как отчим сообщил о замужестве, я отдохнула и расслабилась.

Брат братом, разговоры разговорами, но в северное крыло мне нужно было в тот день попасть по другой причине. Там находился кабинет отчима, и там хранилась королевская печать. Я подозревала, что из-за клейма у нас могут возникнуть серьезные проблемы. Знала, что меня и пленника будут искать. Но с другой стороны, как много в стране девушек с каштановыми волосами и зелеными глазами? А мужчин с таким клеймом? Даже если те, кто его обнаружат, не будут знать, что за человек перед ними, не попасть в руки стражникам будет нелегко. А что может быть лучшей защитой, чем вольная, подписанная регентом и скрепленная королевской печатью? Подпись отчима я неоднократно видела и думала, что подделать ее не составит большого труда. Да и вряд ли провинциальные стражники знали, как выглядела настоящая подпись регента. Оставалось раздобыть листок бумаги с печатью.

Дверь в кабинет была открыта, но рядом с ней стоял стражник, а дальше по коридору еще один. Оба были просто воплощением бдительности… Отвлекать их просьбами или демонстративным падением в обморок на ровном месте я посчитала глупым. Только привлекла бы к себе ненужное внимание. Решила, что пробраться в кабинет надо будет попробовать ночью. В конце концов, несколько лет назад это мне удалось.

Казначей, как всегда, удивился

просьбе. Действительно, зачем принцессе личные деньги? Но выдал, хоть и продолжал причитать, что если мне захочется погулять по городу, то сопровождающий меня телохранитель расплатится. Конечно, он был прав, своими деньгами я расплачивалась крайне редко. Именно этим и объяснялось мое плачевное финансовое состояние.

Долго гуляла в парке. Трижды за время прогулки ко мне пытались приставать с разговорами придворные дамы. Есть нечто удивительное в этих женщинах, считающих, что принцесса не имеет права на одиночество, а все свое время обязана проводить с фрейлинами. И то, что год назад я разогнала их всех и запретила подходить к моей башне на расстояние выстрела, никого не убеждало.

Пообедала в своих комнатах, тщательно упаковала в салфетку все мясо, припрятала фрукты и кое-какие овощи. Велела служанке передать похвалу повару и, выпроводив девушку, заперлась у себя до самого ужина. Видимо, повар воодушевился тем, что тарелки принцессы в кои веки вернулись на кухню почти пустыми, потому что вечером порции были очень большими. И я с трудом не поддалась соблазну упаковать все, что не смогла съесть, в сумку. Да, помня о годах, что Ромэр провел впроголодь, мне хотелось принести пленнику побольше съестного. Но пустые тарелки выглядели бы очень подозрительно.

В тюремном коридоре было темно и тихо. Никаких настораживающих звуков. Я зажгла светильник и зашла в камеру. Пленник ждал меня, сидя в том же углу, но все равно, казалось, был удивлен.

— Добрый вечер, Ромэр, — поздоровалась я, подойдя ближе и поставив светильник на пол.

— Добрый вечер, — ответил он, глядя, как я усаживаюсь напротив и достаю из сумки припасенную еду. — Я благодарен Вам, но не понимаю, зачем Вы это делаете.

— Что именно Вы не понимаете? — спросила я.

— Вы же осознаете, что двойной побег — большой риск. Что из-за меня у Вас могут быть проблемы. Уже сейчас я доставляю Вам много хлопот. Неужели нет ни одного вольного человека, готового помочь Вам?

Я не знала, что сказать. Да, я все это понимала, но не хотела признаваться ему, что в моей ситуации больше ни на кого рассчитывать не могу. Чтобы скрыть замешательство, сунула ему в руки сверток с мясом. Арданг принял его, но и не подумал разворачивать, ожидая ответа. Молчание затянулось и стало уже неловким.

— Вы мне не верите? — наконец, спросила я и добавила: — Только ответьте откровенно.

— Не хочу Вас обидеть, — медленно проговорил он. — Но посудите сами, объективных причин доверять Вам у меня нет.

Что ж, он не сказал ничего удивительного или неожиданного.

— Думаете, я не могу организовать побег?

Он неопределенно повел плечами.

— Наверное, можете. Но все равно не понимаю, зачем Вам я.

— Вы не хотите сбежать отсюда?

— Хочу, — совершенно равнодушно сказал он. — Но не понимаю, зачем Вам обуза в моем лице. Потому и спрашиваю, зачем Вам я.

— Своего рода сделка, — я робко улыбнулась. — Я помогу Вам, а Вы потом поможете мне.

Он вздохнул:

— Учитывая мое нынешнее положение, отсутствие связей и знакомых, влияния и денег, предположение, что я смогу Вам чем-то помочь, звучит странно.

Кажется, он решил вывести меня на чистую воду. Сегодня, пока надежда еще не укоренилась в сердце. Конечно, он мне не верил и ожидал подлости, обмана. Это так естественно. Да я и не рассчитывала, что он мгновенно, после одного разговора, станет мне другом. Но не представляла, как убедить его, а потому начинала сердиться. На себя, разумеется. Его винить я не могла.