Тыловики
Шрифт:
— Это ты про кого говоришь? — тихо прошептал Новиков и достал из портсигара очередную сигарету.
— Про всех тех, кто создал это гнусное шоу, — моментально отозвался Мареев и протянул Николаю зажигалку. — Кстати. Актеру, который пропагандиста бульонного играл, бутылку хорошего коньяка подарить придётся.
Новиков глубоко затянулся сигаретным дымом и вопросительно посмотрел на Виктора. Тот, в очередной раз снисходительно улыбнулся и пояснил:
— Кнор этот, подсказку дал, что всё вокруг — ненастоящее. Помнишь, он сказал, что сейчас
Новиков утвердительно кивнул.
— Так вот. Я в это время на солнце посмотрел. Оно почти над нашими головами находилось. Следовательно, тогда было около одиннадцати часов. А сейчас около двенадцати.
Шеренга заволновалась, загудела разными голосами и перестала существовать. Строй рассыпался, кто-то тут же сел на землю, кто-то громко захохотал дурным голосом. На месте остались стоять мы с Курковым, Дербенцев да Андрей Шипилов из первого отделения. Ну и еще как ни странно Венцов. Вокруг стоял радостный гомон, смех и густой русский мат.
Новиков окинул взглядом творящийся вокруг него невероятный бардак, покачал головой и громко закричал:
— Не понял, чему вы так радуетесь, мужики! Пропагандист всё правильно сказал насчет семи часов утра. Дело в том, что в России немцы продолжали жить по своему берлинскому времени. А часовой пояс Берлина отставал от Москвы в сорок втором году на три или даже на четыре часа. То есть для Кноха было семь часов, а для нас десять или одиннадцать.
Народ моментально притих. Мареев выдернул руки из карманов, подскочил вплотную к Николаю и отчаянно заговорил, размахивая ладонью перед лицом герра лейтенанта:
— Это бред! Этого не может быть! Ты лжешь, Николай! Лжешь!
Новиков успокаивающе положил руку на плечо Мареева и твердо произнес:
— К сожалению, я сказал правду. И я могу это доказать, — Николай немного помолчал и неожиданно обратился ко мне. — Нестеров, иди сюда. Доставай гранату, вставляй детонатор.
Не понимая, зачем это понадобилось командиру, я молча выполнил приказ и на всякий случай вытянулся по стойке «смирно».
Новиков взял у меня колотуху и поднес её к лицу Мареева:
— Это тоже муляж? Ведь так?
Виктор невольно отшатнулся, но через секунду упрямо сжал губы и утвердительно кивнул.
— Внимание! — почему-то радостно воскликнул Николай и поднял вверх ладонь с зажатой в ней гранатой. — Все понимают, что никто и никогда не будет применять ни в одном телешоу боевые гранаты?
Народ робко закивал. Действительно такого кошмара даже представить себе невозможно. Скорее столицу России перенесут в Морозовск. Это более реальное событие, по сравнению с бесконтрольным использованием боевого оружия при съемках фильма.
— Вот сейчас и посмотрим, где мы сейчас находимся. В идиотском телешоу или в тысяче девятьсот сорок втором году, — гневно прорычал герр лейтенант и протянул мне колотуху. — Бросать только по моей команде!
Подготовка к эпохальному эксперименту заняла минут десять. Народ с максимальными удобствами расположился на дне оврага и нетерпеливо посматривал на герра лейтенанта. Новиков легонько стукнул меня по каске, проверил, хорошо ли застегнут подбородочный ремень и коротко выпалил: «Давай».
Я медленно вылез из овражка, отошел от него шагов на десять. Затаив дыхание открутил предохранительную крышку в нижней части рукоятки и несколько секунд заворожено смотрел на фарфоровое кольцо, болтавшееся на тонком шнурке. Потом, как и написано в инструкции энергично дернул за шнур, широко размахнулся и со всей силы бросил гранату в чистое поле. Сам же рухнул на землю и прикрыл голову руками. Честно говоря, я очень хотел, чтобы граната оказалась муляжом. Очень. Конечно, не особо приятно осознать, что над тобой потешались миллионы телезрителей, но всё же это гораздо лучше, чем идти по прифронтовой дороге, в пугающую неизвестность войны.
Мои сладостные мечты, к сожалению не осуществились. Раздался взрыв и над головой просвистели осколки. Сам взрыв меня не особо впечатлил. Хлопнуло не сильно. Но пролетевшие надо мной невидимые куски железа впечатлили не по-детски.
Народ шустро выскочил из оврага, подбежал к неглубокой воронке и долго её рассматривал. Только Мареев никуда не пошел, неподвижно сидел в овраге и практически не моргая, смотрел в одну точку перед собой.
Новиков подождал, пока народ в полной мере удовлетворит своё любопытство, поднял руку вверх и буднично произнес:
— Взвод! Строиться!
Мы с Курковым несколько секунд недоуменно смотрели друг на друга, а потом быстро спохватились и продублировали команду командира.
Люди построились, и над шеренгой повисло заинтересованное молчание. Новиков пару раз прошелся перед нами, и громко крикнул в сторону оврага:
— Мареев! Тебе что особое приглашение требуется?
Виктор что-то зло пробурчал себе под нос, но быстро выбрался из оврага и занял своё место в шеренге.
Новиков удовлетворенно кивнул, и снова начал прохаживаться перед взводом. После чудовищной жары, в которой мы варились два месяца, местная погода казалась просто благодатью. Но всё же солнце и здесь хорошо пригревало, слепило глаза, жгло кожу. Зачем спрашивается торчать на дороге, если можно спуститься в овражек и спокойно посидеть в тени? Эту мудрую мысль я незамедлительно, громогласным голосом донес до Николая. Новиков остановился, как вкопанный, вскинул голову:
— Значит так, мужики. Много мы сейчас наговорили. Но теперь внимательно послушайте меня, — герр лейтенант стал крайне серьёзен. — Я считаю, что у нас сейчас две основные задачи. Во-первых, мы должны выжить. Во-вторых, мы должны выполнить задание. Что это за задание я пока не знаю. Но уверен, что нас засунули в самый центр немецких армий именно для того, чтобы мы не смогли сразу добраться до наших.
Я внимательно слушал Николая, но когда понял, что он как-то не очень горит желанием отвечать на мой вопрос, вмешался: