Тыловики
Шрифт:
Пока я размышлял, Стариков приказал прибавить шаг, снял с плеча автомат и начал его крутить в руках, словно увидел первый раз в жизни. Насладившись в полной мере созерцанием несчастного "МП", герр лейтенант в явном раздражении закинул автомат за спину, за малым не заехав магазином мне по лицу. Да что же это такое! То прикладом пулеметным мне по затылку приложили, то автоматом перед носом машут!
— Коль, ты осторожнее! Не один идешь!
Стариков повернулся ко мне:
— Прости, Серёга, я грешным делом подумал: если нам дали возможность по-немецки разговаривать, то может и оружие на настоящее поменяли. Но увы,
Курков встрепенулся, сорвал с плеча автомат, вытащил магазин, заглянул в ствол.
— Черт! Это СХП! Перемычки на месте!
Герр лейтенант, зло сплюнул себе под ноги:
— Вот сволочи, такую малость зажали! Байер, Пройсс! Проверьте на всякий случай всё оружие у парней, заодно посмотрите кто в каком состоянии. Людей приободрите! Вдруг кто нибудь сильно скис.
Никто не скис. Все солдаты моего отделения были вполне в норме. Конечно, Юрка Плотников весьма беспокоился за оставшуюся дома жену. Её рожать через два месяца. Да Анатолий Торопов пока я проверял наличие перемычек в стволе его карабина постоянно спрашивал когда и как мы попадем обратно в наше время. При этом Толя особо напирал на то, что у него дома остались нерешенными крайне важные дела. А вот Женька Дербенцев меня откровенно удивил. Он шутил, улыбался во весь рот и вообще производил впечатление крайне довольного жизнью человека. Куда только подевалась его подавленное настроение, которое он весьма успешно демонстрировал в последнее время окружающим. Чудеса, да и только. Жаль, я так вчера с ним и не переговорил. Потом поговорю, надо обязательно выяснить причину столь разительной перемены в поведении Дербенцева.
Вернувшись к герру лейтенанту, я с сожалением доложил, что всё оружие, включая мой пистолет-пулемет, пребывает в состояние полного СХП, а пулемет, так и ММГ. И что деревянные имитаторы магазинов у меня в подсумках не превратились по мановению волшебной палочки в настоящие, причем полностью снаряженные.
Выслушав мой доклад герр лейтенант с грустью в голосе сказал:
— Жаль конечно. Но проверить надо было. Как люди?
На этом вопросе я остановился гораздо подробнее. К окончанию моего рассказа Стариков заметно повеселел.
— Хорошие новости! А ты, Пройсс сам-то как? Как настроение?
— Нормально, герр лейтенант. Только вот боюсь, если сильно с возвращением задержимся, мне жена дома такой скандал закатит! Думаю, что даже посещение гипермаркета с дальнейшим походом в ресторан, не в полной мере искупит мою вину!
Стариков хохотнул и повернулся к Куркову, который, как всегда, пусть на самую малость, но опередил меня с докладом:
— Значит взвод в относительном порядке. Учитывая обстоятельства будем считать, что моральный дух солдат на высоте!
В середине строя возникла какая-то возня. Раздался весёлый голос Торопова:
— Мужики, тут Венков спрашивает, где здесь туалет!
Взвод на секунду затаил дыхание и разразился оглушительным хохотом. Смеялись от души, до слёз. Я со всей силы лупил себя по бедру, подвывая на каждом шаге. Курков закрыв лицо ладонями, между приступами смеха исхитрялся коротко произнести: "Где туалет!" и снова начинал хохотать. Герр лейтенант вытирал одной рукой текущие ручьем по лицу слезы, второй как Кинг-Конг бил себя в грудь. Эта вакханалия продолжалась до тех пор, пока совершенно не замеченный нами небольшой тентованый грузовик не обогнал нас и не остановился на обочине метрах в десяти впереди. Правая дверь плавно отворилась и на дорогу лихо выскочил невысокий, очень худощавый немец. Поправив пилотку он подбежал к Старикову, ловко козырнул:
— Герр лейтенант, я обер-ефрейтор Вильгельм Кнох. Шестьсот шестьдесят шестая рота пропаганды! Разрешите обратиться?
Прежде чем ответить, Стариков на секунду повернулся ко мне, посмотрел в глаза, словно ища поддержку:
— Разрешаю, обер-ефрейтор.
Я заметил, что полог грузовика немного приподнялся..
Кнох раскрыл планшет, вытащил из него несколько листов:
— Герр лейтенант, вы из какой дивизии?
Стариков безуспешно пытаясь скрыть волнение ответил:
— Лейтенант Клаус Классен. Третий батальон, сто семнадцатого полка, сто одиннадцатой пехотной дивизии. Рад познакомиться. Чем могу быть полезен?
Обер-ефрейтор улыбнулся, он явно по своему истолковал волнение Николая. Только сейчас я заметил лимонно-желтую окантовку погон и нарукавную ленту обер-ефрейтора с серебристой надписью на черном фоне "Рота пропаганды". Откинув полог из грузовика вылезли два солдата, стали в сторонке подслеповато щурясь от яркого солнца. Обер-ефрейтор взял один из листов, протянул его Старикову.
— Вот, герр лейтенант распоряжение командующего пятьдесят вторым корпусом генерала Ойгена Отта о максимально возможном содействии частей корпуса нашей роте.
Стариков взял документ, скользнул по нему взглядом:
— Я ранее читал это распоряжение в штабе батальона.
Пропагандист оживился, подошел вплотную к Николаю, доверительным тоном произнес:
— Вы куда сейчас направляетесь, герр лейтенант?
— По распоряжению командира роты, взвод должен прибыть к месту назначения к шестнадцати часам. Большего, увы сказать не имею права..
Кнох взглянул на часы:
— Сейчас только семь часов! Много времени вы, герр лейтенант не потеряете. Тем более, я могу вас потом подвезти на грузовике. Компенсировать, так сказать потерянное время.
Стариков удивленно посмотрел на обер-ефрейтора.
— Я не пойму чем мы вам можем помочь? У вас автомобиль поломался? Толкнуть надо?
Теперь настала очередь удивляться Кноху.
— Ну что вы, герр лейтенант! У меня важное задание: заснять на кинопленку как наша доблестная пехота марширует по степи. Общие планы я снял. Теперь надо снять крупные. Я хотел задействовать для этого дела идущую позади вас колонну, но они как раз на отдых свернули. Герр гауптман, сказал, что его люди сильно устали после штурма Морозовска и посоветовал проехать вперед. Пойдемте, герр лейтенант, постоим в тени, а то солнце палит немилосердно! Сейчас я вам всё объясню.
Обер-ефрейтор взял Старикова под руку и что-то с жаром рассказывая потащил к грузовику.
Пока пропагандист вел в тени автомобиля задушевные беседы с Николаем, из кузова вылез еще один немец с нарукавной лентой роты пропаганды на рукаве. На груди у него болтался фотоаппарат в коричневом кожаном чехле. Немец внимательно нас рассматривал, пристально вглядываясь в лица. Особое внимание он уделил мне, Куркову и Дегтеренко. От столь явного внимания к моей скромной персоне у меня возникло огромное желание дать немчику в морду. О чем я незамедлительно и сообщил Куркову.