Тысяча дней в Венеции. Непредвиденный роман
Шрифт:
Мой герой любил послушать мои рассказы. Как-то вечером, лежа на диване, положив голову мне на колени, он попросил:
— Расскажи, как ты впервые приехала в Венецию.
— Я уже рассказывала, — застонала я.
— Далеко не все. Я хочу услышать полностью. Ты была не одна, правильно? — он сел, чтобы видеть меня.
— Неправильно, но какая разница? — не без иронии осведомилась я.
Но он серьезен, нежен.
— Пожалуйста, расскажи.
— Хорошо. Тогда закрывай глаза и внимательно слушай, потому что история — красивая. Постарайся не заснуть, — попросила я. — Я уже рассказывала, что жила в Риме и не хотела переезжать в Венецию. Но у меня было задание сделать несколько публикаций о местной кухне, и я отправилась в путь. Это ты помнишь? — Я строила рассказ, соблюдая все законы жанра.
— Да. Я помню, что ты приехала поездом и высадилась на Сан-Дзаккарии, надеясь услышать Марангон.
—
— Не звонил. Но почему ты не вышла на площадь? Ты стояла рядом, но повернула назад? — Фернандо снова сел, чтобы видеть мое лицо. Он прикурил сигарету от свечи, прошел через комнату и открыл двери на террасу. Оставаясь снаружи, он прислонился к перилам, обернувшись ко мне в ожидании ответа.
— Не знаю, Фернандо. Я не была готова. Не была готова к чувству города, которое обрушилось на меня с того мгновения, когда я вышла из дверей вокзала. Как будто бы Венеция больше, чем место. Как если бы Венеция была человеком, одновременно знакомым и незнакомым, но перед ним я беззащитна. Я была изрядно вымотана тогда. Много где побывала, многое видела, но подобный вихрь эмоций меня напугал, — пыталась объяснить я.
— Как во время нашей первой встречи? — улыбнулся он.
— Да. Очень похоже, — подтвердила я. — Если хочешь, чтобы я рассказывала дальше, возвращайся, ложись и закрывай глаза.
Фернандо последовал совету.
С картой в руке я дошла до «Газеттино», маленькой гостиницы, выбранной для меня издателями. Я довольно легко нашла Кампо Сан-Бартоломео, а потом свернула налево вслед за туристами на узкую, извилистую торговую улицу, таща за собой чемодан.
— Кампо Сан-Бартоломео? Лучше было бы от банка направо, — сообщил Фернандо снисходительно.
— Молчи и глаз не открывай, — сказала я.
Я попала в крошечную пустую прихожую со стойкой регистрации и позвонила в колокольчик на стене. «Газеттино», чей интерьер, как я узнала позже, был выдержан как пародия на венецианский стиль, поражал обилием стекла из Мурано: люстр, ваз, скульптур аляповатых форм и цветов, занимавших любую поверхность, соперничавших с гравюрами, изображающими самых вульгарных, кривляющихся персонажей карнавала. Освещение тусклое. Я опять вздохнула по Риму. Дверь позади меня открылась, влетела крошечная улыбающаяся женщина по имени Фиорелла, которая, непрерывно тараторя, подхватила мой тяжелый искалеченный чемодан и побежала вверх по лестнице. Моя комната была выдержана в общей стилистике гостиницы, и, не вытерпев, я накинула кружевную салфетку на самого жуткого из ухмыляющихся шутов. Атмосфера гротеска подчеркивалась светом единственного окна, выходящего на драматические декорации венецианских задворок Соттопортего де ле Аква (крытая улица, проходящая под зданиями, всегда мрачная). Я села на подоконник, прислонилась к массивным черным ставням и провела там некоторое время, впитывая окружающее. Я наслаждалась низким басом гондольера, доносящимся от канала, и он так прогибался, работая веслом, будто его маленькая рыскающая лодка прямо из канала вплывала на сцену «Ла Фениче». Наступили сумерки, я замерзла. Спрыгнув с подоконника, я боксером плясала по комнате, не понимая, как взять Венецию в обхват. Поужинать? Сейчас же на Пьяццу, или дождаться темноты? Я решила помыть голову, переодеться и набрести на уютное местечко по соседству в поисках гармонии и приличного аперитива.
Я уложила волосы, обмотала вокруг талии длинный шелковый шарф цвета шафрана, который купила много лет назад в Риме и который добросовестно служил юбкой в моем гардеробе. Получилось миленькое платье, решила я, застегивая серые сандалии змеиной кожи. Я была готова к знакомству с Венецией.
— Ты и сейчас его носишь? — заинтересовался Фернандо.
— Нет. С тех пор я располнела, выглядела бы смешно, поэтому шелк давно пошел на наволочки. Еще раз меня прервешь, я пойду спать, — пообещала я.
Фиорелла поставила меня перед фактом, что покорение города откладывается на завтра, только с утра я могла отправиться на поиски Венеции, едящей и пьющей, а пока за углом есть чудное местечко, «Антико Пиньоло» — «Старый зануда». Возражения не принимались. Фиорелла позвонила в «Зануду», заказала столик, строго наказала обслужить мою персону по высшему разряду и попыталась отправить меня наверх менять обувь — прежде чем она разрешит выйти. Я сделала вид, что не понимаю, и удрала в прозрачные влажные сумерки.
Бросив вызов Фиорелле, я летела, пренебрегая советами, вниз по мерчерии к калле Фьюбера, пересекая калле деи Баркароли, калле дель Фруттарол и Кампо Сан-Фантина. Сидя за столиком «Таверны делла Фениче» я потягивала охлажденный «Просекко» и постепенно обретала покой. Нежный аромат вина, душистый, влажный воздух, гладящий мою кожу, как знать? Призрак стареющей инфанты дрожал на пороге сознания. И все же я не чувствовала себя инородным телом, мне уютно. Я скорее брела, куда глаза глядят, чем возвращалась в отель, останавливалась, разглядывая углы и стены, касалась штукатурки или охраняющего скромный дворец великолепного медного льва в виде дверного молоточка. Я начинала познавать завораживающий ритм, присущий одной лишь Венеции. Свет, перетекающий в тень, и тень, растворяющаяся в свете, закатное сияние набережных и сумрак заплесневелых, узких переулков. Я бездумно, на ощупь брела по городу. И так увлеклась, что опоздала на ужин часа на полтора.
Фернандо опять меня прервал:
— Ну, а после ужина ты пошла на Сан Марко?
— Да, — ответила я.
Я вышла на площадь с Пьяцетты деи Леончини, и она вся раскрылась передо мной. Длинный, залитый лунным светом бальный зал с парадными дверями, обрамленными куполами базилики. Стены — грандиозные арки Прокураций, выписанные тенями на белом холсте. Каменный паркет мостовой, отшлифованный дождями, водами лагуны и тысячами лет непрерывного танца ног: рыбаков и куртизанок, белогрудых аристократок, дряхлых дожей и голодных детей, завоевателей и королей. По площади бродили всего несколько пар, да на свежем воздухе возле «Квадри» много клиентов за столиками. От «Флориана» доносилась музыка: «Раммштайн», «Венская кровь», и две немолодые пары отплясывали, никого не стесняясь. Я села за столик недалеко от них, заказала американо и наслаждалась, пока никто не приземлился рядом, натанцевавшись, или паче чаяния не заиграл на скрипке. Я оставила на столе лиры, чтобы не тревожить официантов, сбившихся в кучу и прикуривающих друг у друга. Путь назад, в маленькую, страшноватенькую комнатку, выходящую на Соттопортего де ле Аква виделся неотчетливо, но — несколько неправильных поворотов на тихие калле, и я нашла гостиницу Фиореллы.
А потом я впервые приехала на Торчелло, бродила по пояс в траве и отдыхала в отражениях седьмого века, отбрасываемых Санта-Марией дель Ассунта. В беседке остерии «Понте дель Дьяволо» официант с напомаженными волосами, разделенными на прямой пробор, в оранжево-розовом шелковом шейном платке накормил меня ризотто с молодыми побегами хмеля.
— И мы отправились туда сразу после твоего возвращения, — заключил Фернандо.
За прошедшее время я обошла множество церквей, увидела фантастические полотна, которые они хранят, но приехав впервые, я не побывала ни в «Академии», ни в «Коррер». Мое исследование бакаро, старинных винных баров, не предполагало системы. Я просто натыкалась на еще одно заведение, заходила и заказывала «Белый Манзони», или бокал «Мальбека», или «Речото», всегда в сопровождении традиционных закусок. Меня восхищала безыскусность свежесваренных вкрутую половинок яиц, их желтки, оранжевые и мягкие, украшенные ломтиком сардины и крошечным жареным осьминогом, артишоков размером с ноготок большого пальца руки в чесночном соусе. Я причащалась к Венеции через кухню, легко, непринужденно, не понимая, что так долго настораживало меня. Мне был предложен конкретный выбор между погружением внутрь традиции и скольжением по штампам. Истинная Венеция лежала глубоко под разрекламированными образами. И я была способна проникнуть туда. Венеция требовала лишь толики мужества в качестве цены за проникновение.
Я не уловила миг, когда он окончательно заснул, вот он здесь, а вот уже слышится легкое посапывание. В любом случае, я рада была погрузиться в воспоминания. Бережно укрывая его на ночь, я воображала, как ему приснится незаконченная сказка и обещание на рассвете: «Я доскажу тебе завтра».
Мой герой любит принимать ванны не меньше, чем я. Мы сразу поняли, что здесь у нас не существует разногласий. Принятие ванны — священнодействие для двоих, и я его верховная жрица. Я вливала масло сандалового дерева, экстракт зеленого чая или хвои, капельку-другую мускуса. Мне нравилась очень горячая вода, и я погружалась в пузыри и пар, когда Фернандо только входил в ванную. Он зажигал свечи. Ему требовалось не меньше четырех минут, чтобы привыкнуть к температуре воды, его бледная кожа приобретала темно-красный оттенок.
— Perch'e mi fai bollire ogni volta? Ты пытаешься сварить меня?
Итак, сегодняшняя тема — жестокость. Мне давно пора рассказать ему о своем первом браке. Я начинаю с предательства.
— Я не оправдала надежд своего первого мужа. Он был терпеливым человеком и долго ждал, когда я дам повод оставить меня. В нем не было жестокости, и он не мог просто сказать: я не хочу тебя, мне не нужен этот брак, рожденные в нем дети. Он признался только много лет спустя. А пока мы жили вместе, он развил во мне комплекс неполноценности, сознание, что любить меня не за что.