Тысяча дней в Венеции. Непредвиденный роман
Шрифт:
Внутри базилика представляла собой гигантский кусок льда, задрапированный красным бархатом. Воздух казался голубым из-за смертельного холода, древнего холода пяти столетий, холода в ловушке белого мрамора. Двигаться невозможно, мы стояли в плотной толпе, наше дыхание с паром уносилось вверх. Епископы и священники возле алтаря благословляли дары, окропляя святой водой. Я пыталась передвинуться на пустое пространство со стороны алтаря, где очень молодой священник обильно обрызгивал собравшихся. Возможно, это его первый праздник в Салюте, как и у меня, думала я, подходя под благословение. Ступни, запеленутые в шерстяные носки, ноги в высоких замшевых сапогах до колен, длинная шаль поверх длинного
Потом я увидела мужчину в бобровой шапке, длинном зеленом грубошерстном плаще, накинутом на плечи; он выглядел как Цезарь на Рубиконе. Я быстро вспомнила, что точно знала о себе. Я знала, что люблю этого мужчину всем сердцем. Мой муж сошел с лодки.
— Вот ты где, — сказал он. — Я хотел сделать тебе сюрприз.
В этом он весь.
Фернандо был прав, никаких особых изменений в нашей пост-брачной — или пост-медовой — жизни по возвращении из Парижа в Венецию не произошло, разве что муж стремился к большему покою после бурных событий осени. Он предложил заняться обстоятельным ремонтом квартиры. Я чувствовала, что блеск Парижа и внимание к уровню комфорта становятся ритмом моей венецианской жизни.
Мой герой полагал, что чем скорее я пойму неизбежность перемен, тем лучше. «Мы не сможем считать, что наша квартира выглядит прилично в нынешнем состоянии, пока не приложили усилий». Он был прав. А я понимала, что он ощущает связь между работой в доме и внутренним душевным состоянием, связанным с пересмотром многих жизненных устоев, поэтому и не хочет ждать. Фернандо жаждал деятельности.
— Это ведь и твой проект, — милостиво поделился он со мной с таким видом, будто уступил мне Австрию. — Так что ты решай, когда начнем.
— Давай окончательный план нанесем на бумагу, — предложила я, и мы составили список, комната за комнатой, предмет за предметом, порядок выполнения работы. Я видела степень сложности при выполнении этого плана, его светлые и темные стороны, и не прошло и минуты, как мы уткнулись в проблему пожарных. Поскольку ремонт предполагался капитальный, я следила, чтобы кладовая была вместительной, и общество помещалось за столом. Но пожарные считали, что тоже заботятся о сохранности жилища. Или, как в нашем случае, заботятся о наблюдении за теми, кто в домике живет. И в соседней квартире, и в квартире напротив.
С ремонтом я была знакома не понаслышке, мои таланты требовали применения, и я была готова поддержать мужа во всех его благородных начинаниях.
Первая половина дня уходила у меня на знакомство с арматурой, сантехникой, кафелем и прочим, чтобы составить хотя бы примерную калькуляцию. Вечером мы вместе с Фернандо ехали к поставщикам делать окончательный выбор и заключать контракт на работы. Я старалась пропускать мимо ушей недовольное ворчание и отчаянные жалобы итальянских мужчин, договаривавшихся о чем-то большем, чем сухая чистка дождевика. Непомерно раздутые истории о ежедневных махинациях итальянских рабочих оказались полной чепухой. Я должна была учитывать, что не только живу в Италии, но и то, что ремонт в Венеции имеет свои особенности.
Первое, что следовало принять во внимание, — все венецианские мероприятия зависят от воды. Венеция поднялась как убежище, ее недосягаемость была условием существования. Немногое изменилось за пятнадцать столетий, ничто не может быть сюрпризом для старой девы. Все и вся передвигаются по ее мерцающей территории на лодках.
Даже если люди и товары прибывают сюда по воздуху, они должны затем передвигаться по воде. Так, перегрузка каждой картофелины, каждой нитки и упаковки с цветами, каждой лампочки и побега петунии — это переезд через лагуну или каналы. Для передвижения Венеция — самый дорогой город в Италии, а еще надо учитывать зависимость от водной среды. Кто настолько глуп, что все его возражения можно остановить словами «катер опаздывает» и «из-за тумана»? А транспортировка через канал, через rio, через riello? Вода — трубопровод и барьер, и венецианцы используют оба эти преимущества. Столяр, который пришел менять пол, или бригада в цементной пыли, перекрашивающая стены в вашем доме — все обсуждают тему воды, и это нужно воспринимать как данность.
Мы потеряли первые две недели января из-за «тумана», третью из-за «высокой воды», четвертую из-за «сырости». В последний день месяца работа началась. Инструмент, выходящий из строя из-за постоянных поломок, наконец доставили, и рабочие, перемещаясь из комнаты в комнату, ломали стены, снимали мерки, ударялись головой, таращили глаза.
Нельзя сказать, что они совсем ничего не делали; они изучали ситуацию, разрабатывали планы, мерили шагами объем работ, как генералы на военном совете. Они не выпускали сигарет, как правило, намертво приклеенных в уголке рта и там забытых. Они оценивали затраченное на то или иное действие время по количеству выкуренного. Пока они работали, сигарета догорала, и столбик пепла серой змейкой летел на пол, за ним следовал окурок, который давился каблуком. После этого разве не нужно поменять пол?
Они приступили к работе с удовольствием, даже оживились, эти поющие и свистящие люди, которых не волнует, что у них тлеет сигарета между губами и они вынуждены говорить сквозь зубы. Когда мужчины работают тяжело и добротно, они все равно что спринтеры и не рассчитывают длину дистанции. Ежедневно после трех работа заканчивалась. Каким-то образом фаза разрушения легко перетекла в фазу реконструкции, и я была счастлива этому обстоятельству, потому что замечала, как устало Фернандо шаркает резиновыми подошвами шлепанцев каждый вечер, когда отправляется в спальню. Я уже понимала, что процесс не радует его, а мучает. Он не почувствует себя счастливым, пока ремонт не закончится и пока двенадцать человек не скажут ему, что это великолепно. Но такой уж он есть, распростершийся поперек кровати, с глазами раненой птицы, бормочущий, что терпеть не может проклятую квартиру, и ничего мы не улучшим, и большой разницы не будет.
— Она маленькая и тесная, здесь мало света, и мы истратили все деньги на глупость, — жаловался он.
— Она маленькая и тесная, и здесь мало света, и мы истратили все деньги, но не на ерунду. Именно ты настаивал, чтобы мы развалили все до основания. Я тебя не понимаю, — отвечала я.
Я тоже не возражала бы передвигаться по квартире, не спотыкаясь на каждом шагу о мешки с цементом, шпаклевкой, ведра с краской. И не сталкиваясь с посторонними.
— Почему мы не продали это жилье?
Я поразилась.
— Разве это не тот район Венеции, где ты хотел бы жить? Уверена, если бы мы попытались, то смогли бы подыскать квартиру с мансардой, выходом на крышу, свить там гнездышко и еще больше любить друг друга, — во мне проснулась цыганка.
Мое предложение его шокировало.
— Ты знаешь, сколько в действительности стоит недвижимость в Венеции? — осведомился мой герой.
— Столько же, сколько и недвижимость на Лидо, наиболее подходящая нам. Почему бы не встретиться с агентом и не узнать рыночные цены?