Тысяча и один день (сборник)
Шрифт:
Ох, и трудно после десятка стремительных нырков совершать одиннадцатый… Стиснув зубы, Ольга раздвигала собой вязкое желе, поднимаясь вверх по воображаемым, но таким вещественным, осязаемым ступеням. Ноги начали тяжелеть, в висках стучали настойчивые молоточки. Мучительно хотелось дышать, дышать, дышать!
Пора?.. Еще нет, еще три ступени… А вот теперь – пора!
Столь удачным телепортационным броском практически по вертикали, с минимальным запасом по высоте, могли похвастать редкие профессионалки. Задыхаясь, Ольга немедленно почувствовала под ногами шершавый асфальт пассажирской платформы. А в двух шагах стоял шатким столбом, пялил глаза и шумно дышал телепортировавший сюда же полсекунды назад эксмен-беглец в незнакомой выпачканной униформе.
Мерзкий запах ударил в нос, заставив собрать последние силы. С похожим на стон рычанием Ольга прыгнула вперед. Она знала, что только такое решение будет сейчас правильным. Вонючий телепортирующий негодяй успел бы унырнуть прежде, чем она навела на него оружие. Оставалось одно: обездвижить противника и вцепиться в него мертвой хваткой, лишив способности к телепортации…
Удивительно, но удар пропал зря – эксмен сумел грамотно поставить блок. Шипя разъяренной кошкой, Ольга повисла на нем и висела, казалось, вечность. Может быть, целую секунду. До тех пор, пока от удара в темя мир не поплыл, заваливаясь куда-то набок, а потом померк и пропал вовсе вместе с покинувшим Ольгу сознанием.
20
Мы идем, стараясь держаться переулков. Если нужно перейти широкую улицу, я делаю это первым, за мною быстро перебегают Безухов и Шпонька. Движемся треугольником – впереди я, на флангах мои товарищи. Настоящее оружие пока только у меня. В одной из покинутых и еще не разгромленных квартир Мустафа успел разжиться охотничьей одностволкой с единственным зарядом мелкой дроби, предназначенной для дичи размером от колибри до бекаса, а Федька внушительно сжимает в руке арматурный прут и, кажется, чувствует себя в большей безопасности. Он прав.
Погоня давно отстала. Спецназовки еще пытались блокировать нас в первом жилом корпусе, куда мы вломились на последнем издыхании после дикого спринта Вязким миром, и вертолет сверлил воздух, настырно кружа вокруг, но когда по нему ударили с соседней крыши, облаве стало как-то не до нас. Пока вокруг разгорался настоящий уличный бой, мы сумели отдышаться и телепортировать в соседнее здание, оказавшееся, к счастью, в пределах одного прямого нырка, а потом в следующее… Мы были уже далеко, а ожесточенная пальба позади нас еще продолжалась. А значит, продолжалась и полоса наших удач. Да, я с самого начала надеялся навести облаву, наступающую нам на пятки, на вооруженную банду мародеров, но не мог даже предположить, что это случится сразу, чуть только мы вступим в «человеческие» жилые кварталы. Думал, придется еще пофинтить, поиграть с погоней…
Сил на это, откровенно говоря, уже не было.
Их и теперь не чересчур много. После двух с лишним часов пешего движения мы едва не валимся с ног. Не будь нашей космической эпопеи, такая прогулка по столице воспринималась бы, пожалуй, как удовольствие… Естественно, в предположении, что кто-то позволил бы нам гулять по районам, запретным для праздных эксменов.
Шпонька и Безухов в столице впервые. Обоих она удручает своими размерами. Я хорошо их понимаю…
Навстречу нам из переулка выходит с десяток вооруженных эксменов. Нет, «вооруженных» – это сильно сказано. У вожака есть пистолет, и он демонстративно им помахивает, руки остальных заняты ножами и арматурными прутьями, как у Шпоньки, а один худосочный очкарик водрузил на тощее плечо здоровенный топор, каким разделывают мясо, пытается выпятить впалую грудь и глядит орлом. Н-да, грозная рать… Секунд на пятнадцать работы для одной спецназовки.
Несколько секунд мы настороженно изучаем друг друга, не двигаясь с места. Автомат, отнятый мною у той дикой кошки, и бекасник Мустафы производят на встреченную нами артель самое благоприятное впечатление. Вожак молча делает знак: пошли, мол, с нами, не пожалеете… Отрицательно мотаю головой в ответ, и интерес к нам сразу пропадает. Вся компания втягивается в противоположный переулок.
Это далеко не первая встреча. Брошенные «человеческие» кварталы наводнены бандами. Резервации эксменов, наверное, совершенно опустели – все, кому не лень, пасутся здесь. Встречаются и мародеры-одиночки, но больше банд. Несколько одиночек пытались увязаться за нами и отставали, поняв, что у нас есть какая-то цель помимо грабежа. Дважды в нас стреляли из окон. Один раз мне пришлось дать короткую очередь в ответ. Не знаю, попал ли. Если да, то случайно, а скорее всего, просто образумил, показав, что худо-бедно умею не только нажимать на спуск, но и целиться. Что, кстати, эксмену совсем не полагается, поэтому никто из нас троих даже не задет…
Но чаще встречи оканчиваются миром. Идут куда-то трое странных, ну и пусть себе идут, раз никому не мешают. Добычи и развлечений в бабских запретных кварталах хватит на всех. Во как они, стервы, жили, во как! Нам бы так. Ничо, теперь и мы поживем как люди, жаль только, что один лишь день. Зато это наш день!
Пир во время чумы. И что-то мне это сильно напоминает, только масштаб не тот. Уж не Ананке ли?..
Мы вынуждены заложить большой крюк, обходя пожар. Опять горит целый жилой квартал. Длиннейшие, закрученные в тугие спирали языки пламени алчно облизывают стены многоэтажек. Ревет огонь, на верхних этажах воют мародеры, отрезанные пламенем. На асфальте труп старухи с разможженной головой. Рядом труп девочки лет восьми. Не хочется и смотреть. Почему они не эвакуировались? Отказались, не поверив в страшное? Не досталось места в убежище? Ловлю себя на мысли: старухе повезло, она умерла быстро…
Стелющийся удушливый дым. Догорающие или только разгорающиеся здания. Островы сгоревших автомобилей. Бей, круши, однова гуляем! Единственный и последний разочек! Эх, и гульнем же, смертнички!..
Есть такие, кто, согнувшись, тащит барахло в сумках и наволочках, но их мало. Большая часть громил просто громит. Акт мести, так сказать. Они очень торопятся, боясь не успеть разгромить все до основания, не оставив и следа от атрибутов запретной для них и потому жгуче ненавидимой чужой жизни. Они знают, что ответное возмездие не заставит себя долго ждать.
Хотя, конечно, знают не все. Многие вдрызг пьяны и слезливо счастливы, иные допились до отключки, а этот вот, ахнув бутылку о стену, со всхлипами и собачьим подвыванием полосует себя осколками вдоль и поперек. Ему очень жалко себя, но разве не он теперь хозяин своей жизни, а? И жизни, и смерти, вот как! Попробуй только отобрать у него стекло – не сметь! Прочь, дети грязи! Я сам! Я все могу! И так могу, и этак могу-у-у…
С диким криком, кувыркаясь в свободном полете, скользит вдоль стены еще не дымящегося здания нелепое тело и звучно впечатывается в мостовую. Эксмен, однако. Пьяный самоубийца? Выброшен подельниками? Осознал ближайшую свою перспективу? Кто его знает, теперь не спросишь…
А кое-где над городом уже кружат вертолеты. Не те, что нас гоняли, другие. Очень скоро к столице подтянутся покинувшие убежища войска, в ключевых местах будут выброшены десанты и спустя малое время наступит логический финал. Между прочим, я совсем не уверен, что будут пощажены те робкие, кто поостерегся покидать городские эксменские резервации. Скорее уж в живых будут оставлены те, кто еще уцелеет к тому моменту, когда мстительницы утомятся мстить, а начальство прикрикнет на них в том смысле, что надо же кого-то и оставить, как можно скорее употребив для насущных работ…