Тысяча и один день (сборник)
Шрифт:
– И я, – лаконично встревает Шпонька, крутя баранку.
Часть третья
Свободные
21
Вот уж выпало времечко родиться и жить!
Время перемен – этим все сказано. А что меняется и для чего меняется – о том известно немногим, да и те предпочитают помалкивать о главном, хотя вообще-то говорят много и охотно. Можно верить, можно не верить – в сущности, разница невелика. Пока есть что намазать на хлеб, так и вообще нет никакой разницы. Мир куда-то движется, временами ложась в дрейф, а чаще рыская противолодочным зигзагом, мелькают какие-то вехи, реперы, створные знаки и придорожные указатели, тут же рядом с табличкой «Разминировано» валяется чья-то нога без туловища и повсюду щелкают капканы – когда вхолостую, а когда и нет. Держи путь туда же, куда и все, не ошибешься. Делай то, что предписано, ведь сверху виднее. А если кто-нибудь скажет, что не предписано ничего, пошли подальше такую фантастку. Что было, то и будет. В общих чертах, конечно. И с поправкой на временные трудности.
Перемены? Ладно. Большинство людей, поворчав, соглашается. К лучшему или к худшему эти перемены – потом разберемся. Лишь бы сохранялся какой-никакой закон, лишь бы центральная власть была крепка и не кидала подлянок, лишь бы были известны правила игры. Можешь вступить в игру, можешь держаться от нее подальше – твое дело.
Хуже, когда нет ни того, ни другого, ни третьего. Когда то, что намазано на хлеб, отнимают вместе с хлебом, а иногда и с жизнью. Когда даже самые умудренные перестают понимать, куда катится мир. В яму – это бесспорно. Но в какую из многих?.. И какова ее глубина?.. И удастся ли когда-нибудь выползти обратно?..
Даже немногочисленные и, по общему мнению, не очень-то умные люди авантюрного склада, кажется, начали тосковать по более спокойным временам. Авантюра хороша тогда, когда она тщательно продумана и обеспечена. И пусть буквоеды ехидно твердят, что в таком случае она не называется авантюрой, – дело не в терминах. Дело в пропасти между желаниями и возможностями.
Благо тем, у кого уцелела хотя бы крыша над головой. Прочие, едва дождавшись разрешения покинуть убежища, очень скоро начинали проситься в них обратно. Где жить? Как быть? Ну ладно крупные города – те почти все уцелели. Зато от сотен тысяч малых городов, поселков и деревень остались лишь присыпанные грунтом развалины, а от многих не осталось и того… Э-хе-хе… Начинать все заново, с нуля, с голого места?.. Опускались руки. Тоска стыла в глазах.
Ничего, однако, не оставалось делать, кроме как продолжать жить, каждодневно стараясь преодолеть не то, так это. Ступор первых дней проходил, сменяясь более живыми эмоциями.
Болтали многое. Народная молва, имеющая мистическое свойство распространяться со скоростью степного пожара, приносила сведения столь дикие и страшные, что в их ужасающие подробности отказывались верить даже те, кто своими глазами видел кровавую вакханалию в неразрушенных мегаполисах.
Ольга – видела. Часть Мытищинского отряда была брошена на восстановление правопорядка в центре столицы. Три звена работали в зоопарке. У Ольги сжимались кулаки при воспоминании о трупах ни в чем не повинных животных и нескольких замученных работницах тамошнего персонала, самоотверженно отказавшихся эвакуироваться. Конечно, за них отомстили стократно, но разве этого достаточно?!
И разве это уже конец потрясениям?
Информированные или выдающие себя за таковых открыто говорили о многих тысячах эксменских банд в глубинке, о нападениях на временные лагеря и хранилища продовольствия, о неизбежном голоде в самом близком будущем и – громче прежнего – о телепортирующих эксменах. Полиция вылавливала наиболее зловредных кликуш, однако до сих пор не удалось ни дознаться, от кого они получили эти сведения, ни пресечь их распространение.
Информационные каналы, понятное дело, все больше сообщали об успехах в восстановлении порушенной материальной базы, с фальшивой бодростью напирая не столько на конкретные успехи, сколько на массовый трудовой энтузиазм, нередко возвышавшийся до героизма. Радостно возвещали о результатах, но все больше о каких-то мелких: там пустили ткацкий комбинат (надо думать, не взорванный), тут восстановили хлебопекарню… Что совсем уже удивительно, похваливали даже эксменов, добросовестно трудившихся на расчистке завалов и строительстве, вместо того чтобы поддаться на подрывную агитацию бандитов и мародеров. Некоего Феофана Макропулоса наградили почетным жестяным знаком «За трудовую доблесть» и должностью десятника. Об уравнении в правах с людьми речь, естественно, не шла, да счастливчик Феофан, не будучи кретином, о том и не заикался…
Совсем уж неожиданно была амнистирована банда мародеров, сдавшаяся властям и покаявшаяся. Виновные в многочисленных самосудах преследовались и получали сроки. На словах эксменское сопротивление шло на убыль. Часто сообщали о поимке или уничтожении очередного агитатора-горлана-главаря, но почему-то без плохо скрытого торжества или злорадства, а едва ли не со вздохом сожаления – вот, мол, до чего доводит некоторых эксменов левая резьба в голове… И не хочется, мол, поступать с ними круто, а ничего не попишешь – надо. Суровые времена требуют суровых решений, но все еще наладится, все восстановится, включая и общественный порядок, дайте только срок решить все по уму и по возможности миром…
Рядовые обывательницы, лишившиеся в недавнем лиходневье кто крова, кто всего имущества, а кто и родных, слушали этот бред с зубовным скрежетом. Миром, да?.. Миром?! Мир с эксменами, возвращение старых порядков? Мир с умственно поврежденными посредством искаженной хромосомы? Мир с социально опасными? С убийцами, насильниками, мародерами и вандалами??! Да ни за что! Да никогда! Давить их надо, как клопов поганых, а не мириться с ними, играя в либерализм! Перестрелять их всех, оставить только племенное стадо… Ну что опять «рабочая сила»? Некому, что ли, работать? Найдутся нормальные человеческие ресурсы и для черной работы, было бы желание их поискать! Верно сказано: сколь эксмена не корми, а плетью обуха не перешибешь. Зачем воспитывать тех, кто наглядно показал всему миру свою неисправимость? К ногтю!.. В пыль!.. В ничто!..
Но правительство Конфедерации, то ли вынырнувшее со дна моря, то ли выкарабкавшееся из мерзлого убежища в толще антарктических льдов, явно настроилось стоять волнорезом против течения и гнуло свое. Да, неохотно соглашались пресс-секретари, эксмены в основной своей массе не выдержали экзамен на принадлежность к человечеству, но разве кто-то от них этого ждал? Смешно, леди. Конечно, очень плохо, что многие из них провалили также экзамен на принадлежность к цивилизации, но давайте подумаем: а нет ли в этом доли и нашей вины?..
Между делом сообщалось о резком сокращении ассигнований на космофлот, «уже выполнивший свою историческую миссию», об уменьшении численности последнего и о сведении к минимуму количества космических запусков во имя восстановления порушенной экологии. Промелькнуло сообщение об увольнении на давно заслуженную пенсию госпожи Присциллы О'Нил, еще недавно командовавшей эскадрами космических жестянок, – промелькнуло, никого не взволновало и забылось.
Больше кнутом, нежели пряником правительство гасило разгорающиеся конфликты между Федерациями, совсем недавно рассчитывавшими на помощь соседей, и Федерациями, помощи не оказавшими. Правительство Славянской Федерации, виновное в махровом сепаратизме, получило предупреждение о возможном введении торговых санкций. Правительство Восточно-Азиатской Федерации призывалось к сдержанности и взвешенному подходу. На население обрушилась кампания «конструктивной пропаганды». Забудем былые обиды! Встанем! Плечом к плечу! Смело глядя вперед, а не назад! И таки обопремся на плечи эксменов за неимением более удобной подпорки…
Не того ждали. Перед телеэкранами в уцелевших квартирах, перед репродукторами, подвешенными на столбах во временных палаточных лагерях, перед радиоприемниками, перед расклеенными на стенах правительственными воззваниями выли и бесновались. В ораторов на митингах летели тухлые яйца, гнилые помидоры и прочая испорченная снедь, а нередко и камни. Посреди священного города Найроби в настоятельницу храма Первоматери, пытавшуюся обратиться к пастве с увещеваниями, швырнули живую полутораметровую мамбу – к счастью, не очень метко и не без пользы для дела, потому что разъяренная ядовитая гадина, проигнорировав почтенную мать Соломонию, поползла, шипя, прямо на толпу, заставив ее с воплями рассеяться…