Тысяча И Одна Ночь. Книга 4
Шрифт:
"О Ала-ад-дин, - сказали ему, - гордость детей купцов лишь в том, чтобы путешествовать ради наживы". И Ала-ад-дина охватил из-за этого гнев, и он ушёл от мальчиков с плачущими глазами и опечаленной душой и, сев на своего мула, отправился домой.
И его мать увидела, что он в великом гневе, с плачущими глазами, и спросила: "Что ты плачешь, о дитя моё?" И Ала-ад-дин отвечал: "Все дети купцов поносили меня и говорили мне: "Гордость детей купцов лишь в том, чтобы путешествовать ради наживы денег..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Когда
– "О дитя моё, - спросила его мать, разве ты хочешь путешествовать?" И Ала-ад-дин отвечал: "Да!" И тогда она сказала: "А в какой город ты отправишься?" - "В город Багдад, - отвечал Ала-ад-дин.
– Человек наживает там на том, что у него есть, вдвое больше".
И мать Ала-ад-дина сказала: "О дитя моё, у твоего отца денег много, а если он не соберёт тебе товаров из своих денег, тогда я соберу тебе товары от себя".
– "Лучшее благо - благо немедленное, и если будет ваша милость, то теперь для неё время", - сказал Ала-ад-дин. И его мать призвала рабов и послала их к тем, кто увязывает ткани, и их увязали для Ала-ад-дина в десять тюков.
Вот что было с его матерью. Что же касается до его отца, то он огляделся и не нашёл своего сына Ала-ад-дина в саду и спросил про него, и ему сказали, что Ала-ад-дин сел на мула и уехал домой.
И тогда купец сел и отправился за ним, а войдя в своё жилище, он увидал связанные тюки и спросил о них; и жена рассказала ему, что произошло у детей купцов с её сыном Ала-ад-дином. "О дитя моё, - сказал купец, - да обманет Аллах пребывающего на чужбине! Сказал ведь посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует: "Счастье мужа в том, чтобы ему достался надел в его земле"; а древние говорили: "Оставь путешествие, будь оно даже на милю". Ты твёрдо решил путешествовать и не отступишься от этого?" - спросил он потом своего сына. И его сын ответил ему: "Я обязательно поеду в Багдад с товарами, а иначе я сниму с себя одежду и надену одежду дервишей и уйду странствовать по землям".
– "Я не нуждаюсь и не терплю лишений, - наоборот, у меня много денег, - сказал его отец и показал ему все бывшее у него имущество, товары и ткани.
– У меня есть для всякого города подходящие ткани и товары, - сказал он потоп, и, между прочим, он показал ему сорок связанных тюков, и на каждом тюке было написано: "Цена этому тысяча динаров".
– О дитя моё, - сказал он, - возьми эти сорок тюков и те десять, которые у твоей матери" и отправляйся, храниммй Аллахом великим; но только, дитя моё, я боюсь для тебя одной чащи на твоём пути, которая называется Чаща Львов, и одной долины также, называемой Долина Собак, - души погибают там без снисхождения".
– "А почему, о батюшка?" - спросил Ала-ад-дин; и его отец ответил: "Из-за бедуина, преграждающего дороги, которого зовут Аджлан".
– "Мой удел - от Аллаха, и если есть у него для меня доля, меня не постигнет беда", - отвечал Ала-ад-дин.
А затем Ала-ад-дин с отцом сели и поехали да рынок вьючных животных; и вдруг один верблюжатник сошёл со своего мула и поцеловал руку старшине купцов, говоря: "Клянусь Аллахом, давно, о господин мой, ты не нанимал нас для торговых дел".
– "Для всякого времени своя власть и свои люди, - отвечал Шамс-ад-дин, - и Аллах да помилует того, кто сказал:
А окончив эти стихи, он сказал: "О начальник, никто не хочет этого путешествия, кроме моего сына"; и верблюжатник ответил: "Аллах да сохранит его для тебя!"
А затем старшина купцов заключил союз между верблюжатником я своим сыном и сделал верблюжатника как бы отцом мальчика, и поручил ему заботиться о нем, и сказал: "Возьми эти сто динаров для твоих слуг".
И старшина купцов купил шестьдесят мулов, и светильник, и покрывало для Абд-аль-Кадира Гилянского и сказал Ала-ад-дину: "О сын мой, в моё отсутствие этот человек будет тебе отцом вместо меня, и во всем, что он тебе скажет, повинуйся ему".
И в этот вечер устроил чтение Корана и праздник в честь шейха Абд-аль-Кадира Гилянского, а когда настало утро, старшина купцов дал своему сыну десять тысяч динаров и сказал ему: "Когда ты вступишь в Багдад и увидишь, что дела с тканями идут ходко, продавай их; если же увидишь, что дела с ними стоят на месте, расходуй эти деньги".
И потом нагрузили мулов, и распрощались друг с другом, и отправились в путь, и выехали из города.
А Махмуд аль-Бальхи тоже собрался ехать в сторону Багдада и вывез свои тюки и поставил шатры за городом и сказал себе: "Ты насладишься этим мальчиком только в уединении, так как там ни доносчик, ни соглядатай не смутят тебя".
А отцу мальчика причиталась с Махмуда аль-Бальхи тысяча динаров - остаток одной сделки, и Шамс-ад-дин отправился к нему и простился с ним и сказал: "Отдай Эту тысячу динаров моему сыну Ала-ад-дину". И он поручил Махмуду о нем заботиться и молвил: "Он будет тебе как сын".
И Ала-ад-дин встретился с Махмудом аль-Бальхи..."
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала двести пятьдесят четвёртая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что Ала-ад-дин встретился с Махмудом аль-Бальхи и Махмуд аль-Бальхи поднялся и велел повару Ала-ад-дина ничего не стряпать и стал предлагать Ала-ад-дину и его людям кушанья и напитки, а потом они отправились в путь.
А у купца Махмуда аль-Бальхи было четыре дома: один в Каире, один в Дамаске, один в Халебе и один в Багдаде; и путники ехали по степям и пустыням, пока не приблизились к Дамаску.
И когда Махмуд-аль-Бальхи послал к Ала-ад-дину своего раба и тот увидел, что юноша сидит и читает, подошёл и поцеловал ему руки. "Чего ты просишь?" - спросил Ала-ад-дин; и раб ответил: "Мой господин тебя приветствует и требует тебя на пир к себе в дом".
– "Я посоветуюсь с моим отцом, начальником - Кемаль-аддином, верблюжатником", - сказал Ала-ад-дин; и когда он посоветовался с ним, идти ли ему, верблюжатник сказал: "Не ходи!"
А потом они уехали из Дамаска и вступили в Халеб, и Махмуд аль-Бальхи устроил пир и послал просить Алаад-дина, но юноша посоветовался с начальником, и тот опять запретил ему.
И они выступили из Халеба и ехали, пока до Багдада не остался всего один переход, и Махмуд аль-Бальхи устроил пир и прислал просить Ала-ад-дина.
И юноша посоветовался с начальником, и тот снова запретил ему, но Ала-ад-дин воскликнул: "Я обязательно пойду!"
И он поднялся и, подвязав под платьем меч, пошёл и пришёл к Махмуду аль-Бальхи, и тот поднялся ему навстречу и приветствовал его.