Тысячелетие России. Тайны Рюрикова Дома
Шрифт:
Обратим внимание, что выгнал Ярослава Всеволодовича из его отчины не кто иной, как черниговский князь Всеволод Чермный.
Отец Ярослава, Всеволод Юрьевич, в утешение дал сыну другой Переяславль — Залесский; сам же вознамерился идти на Русскую землю против обидевших его сына черниговцев.
В 1207 году он уже собрал войска, но тут до великого князя владимирского дошла весть, что против него замышляют рязанские князья — также потомки Ольговичей, родственники нынешних черниговских князей. Всеволод разбил рязанцев, а на следующий год дал Ярославу Рязань в удел. Но «…рязанцы изимаша люди его и исковаша, а иныхъ в погребах засыпавше измориша». Потому Всеволод Юрьевич Большое Гнездо вновь пришел под стены Рязани. Как пишет дальше Лаврентьевская летопись: «…и прислаша Рязанци буюю речь по своему обычаю
24
Рязань Старая — городище на правом, высоком берегу Оки, напротив города Спасска-Рязанского, в 60 км к юго-востоку от современной Рязани; остатки древнего города Рязань, в XII—XIII вв. столицы Рязанского княжества.
Ярослав же снова остался без серьезного удела. После смерти отца он поддержал среднего брата Юрия против старшего Константина — и Юрий стал великим князем владимирским, а Константину остался Ростов. Но и Ярослав ничего существенного не поимел с этого, а потому с 1215 г. он включается в борьбу за Новгород — благо предыдущий князь новгородский Мстислав Мстиславич Удалой (из смоленских Мстиславичей) отъехал на Русь помогать братьям. Мстислав Мстиславич пользовался большим авторитетом у новгородцев, а потому те с радостью приняли его зятя Ярослава (к тому времени Ярослав был уже женат на дочери Мстислава Удалого Ростиславе; что случилось с его первой женой-половчанкой — неизвестно).
Однако вскоре новгородцы пожалели о своем выборе. Ярослав по своему произволу не только смещал неугодных ему бояр, но и заковывал их в кандалы и отправлял в Тверь — так поступают только с холопами.
Впрочем, и Ярослав вынужден был через какое-то время покинуть Новгород — очевидно, опасаясь за свою жизнь. Оставив в Новгороде своего посадника, сам он отошел к Торжку (пограничный городок между Новгородской землей и Залесской Русью, перевалочный торговый пункт) и оттуда пытался управлять городом. Но, видно, новгородцы не очень его слушали. В ответ, как пишет далее Новгородская Первая летопись старшего извода, «…и зая князь вьршь на Търожку, не пусти въ городъ ни воза; и послаша по князя Смена Борисовиця, Вячеслава Климятиця, Зубьця Якуна, и техъ прия, и кого послать и князь прия. А Новегороде зло бысть вельми: кадь ржи купляхуть по 10 гривенъ, а овса по 3 гривнъ, а репы возъ по 2 гривьны; ядяху люди сосновую кору и листъ липовъ и мохъ. О, горе тъгда, братье, бяше: дети свое даяхуть одьрень; и поставиша скудельницю, и наметаша полну. О, горе бяше: по търгу трупие, по улицямъ трупие, по полю трупие, не можаху пси изедати человехь; а Вожане (угро-финское племя, жившее в Новгородской земле. — А.П.) помроша, а останъке разидеся; и тако, по грехомъ нашимъ, разидеся власть наша и градъ нашы».
Новгородцы обратились за помощью и содействием к Мстиславу Удалому, весьма кстати вернувшемуся в Новгород. Но обращение того к Ярославу Всеволодовичу: «…сыну кланяю ти ся; муж мои и гость пусти, а самъ съ Торожьку пойди, а съ мною любъвь възми» — вызвало у Ярослава только ярость. Он приказал схватить новгородцев, которые, на свою беду, оказались в Торжке (числом около 2000) и разослал их по своим городам, предварительно забрав их имущество.
Противостояние нарастало, и в 1216 г. новгородцы, псковичи и смоленские князья во главе с Мстиславом Мстиславичем соединились с ростовским князем Константином Всеволодовичем против Ярослава и его брата, великого князя владимирского Юрия Всеволодовича.
Попытки решить дело миром ни к чему не привели. Особенно решительное настроение царило в стане Юрия и Ярослава Всеволодовичей. Вот как описывает их давний исторический источник:
«Некто же реме бояръ Юрьевых: “Княже Юрьи и Ярославе, не было того ни в прадедех, ни при дедех, ни при отци вашем, оже бы кто вшед ратью в силную в Суждалскую землю, оже бы вышол цель. Хотя бы и вся Рускаа земля и Галичскаа, и Киевскаа, и Смоленскаа, и Черниговскаа, и Новгородскаа, и Рязанскаа, ни тако противу сей силе успеют. Ажь нынешние полцы, право, навержемъ их седлы”.
И люба быстьречь си Юрьеви и Ярославу, и сьзвагиа бояры и передний свои люди, начаста глаголати: “Се пришел вы товаръ в руки: вам же буди кони, брони, порты, а человека, иже кто иметь живаго, то сам убить будет; аще и златом шито оплечие будет, уби и, а вы два наделива. Да не оставимъ ни одиного живаго. Аще кто с полку утечет неубит, а имемь и, а тех повелеваемь вешати, а инех роспинати. А о князех, оже будут у нас в руках, тогда сгадаем”.
И отпустивша людии, внидоста в шатеръ з братьею, и начаста делити грады, и рече Юрьи: “Мне же, брате Ярославе, Володимерскаа земля и Ростовскаа, а тобе Новград, а Смоленскъ брату нашему Святославу, а Киев даеве черниговъскымъ князем, а Галич нам же” [25] ».
25
«О побоищи новогородцамъ съ Ярославом».
Итак, ни Юрий, ни Ярослав не сомневались в конечной победе — причем настолько, что провели дележ русских городов еще до битвы (интересно, что залесские князья даже далекий Галич не забыли, в чем переплюнули деда Юрия, прозванного за те же «загребущие» дела Долгоруким); своим же подчиненным они объявили, что пленных брать не собираются. Эта уверенность зиждилась на внушительном количественном перевесе, ибо, как утверждает тот же источник, «…бяху полци силни велми: муромци, и бродници, и городчане, и вся сила Суждалской земли; бяше бо погнано ис поселий и до пешца». То есть в войско были призваны даже из отдаленных земель огромное количество простых крестьян («пешцев»), правда, вооруженных лишь топорами да киями (дубинками) (Никоновская летопись говорит еще о сулицах — метательных копьях). Но залесских князей это не смущало — своих противников они собирались закидать седлами («навержемъ их седлы»).
Однако 21 апреля 1216 г. в урочище Липица, что недалеко от Юрьева-Польского, случилось совсем не то, о чем мечтали Юрий и Ярослав. Злые на Ярослава за голодомор новгородцы оказались, так сказать, более мотивированными в бою: они выступили в бой пешими (подчеркивая этим, что не собираются бежать), босыми и некоторые даже без штанов (чтобы ничто не сковывало движения): «…Новгородци же ссед с коней, и порты и сапоги с себе сметавше, боси поскочиша».
А Мстислав Мстиславич показал себя доблестным воином — он трижды проезжал сквозь вражеские полки, орудуя топором. В результате войска Юрия и Ярослава дрогнули и побежали. Кстати, дрогнули и побежали первыми именно «пешцы Ярослава»…
Как свидетельствует повесть «О побоищи новгородцем с Ярославом», залесское войско потеряло убитыми только на поле брани 9233 человека («…а мнози истопошя бежаще в реце, а инии забегши ранени измроша»), а новгородцы и их союзники лишь шестерых (имеется в виду, правда, только «лепшие мужи»). Позднейшая Никоновская летопись число погибших значительно увеличивает: 17 200 конных для суздальцев и 550 конных для новгородцев и смолян (и это не считая пехоты).
Как бы там ни было, в истории Киевской Руси это была самая грандиозная усобица. И закончилась она, увы, не в пользу залесских князей.
Что же было далее?
«…Князь же Юрьи, стояв противу Констянтину, и узре Ярославль плъкъ побегшь, и тъй прибежа в Володимерь о полудни на четвертом кони, а трех одушив, въ первой срачице — подкладъ и тый выверить….Ярослав же тако же прибеглъ одинъ в Переяславль на 5-м кони, а четырех одушив, и затворись».
Итак, и Юрий Всеволодович, и Ярослав Всеволодович бежали в свои стольные города, загоняя коней и бросая победителям даже личные доспехи. И хотя лишь о Юрии Всеволодовиче говорится, что он прибежал в одной исподней рубашке («въ первой срачице») — вид Ярослава Всеволодовича был не лучше. В начале XIX в. у Юрьева-Польского одна крестьянка нашла остатки дорогих доспехов, которые историками и знатоками были определены как доспехи самого Ярослава Всеволодовича.