Тысячелетний воин Ярополк

Осипов Игорь Валерьевич

– Вовка! – кричал Пашка откуда-то из оврага, – Муркина, идите сюда!

– Что?! – громко отозвалась девочка, сунув в корзину большой груздь и встав с колен.

Она отряхнула с колен прилипшие листья и пошла на голос одноклассника, с которым приехала в летний лагерь. Тот горлопанил столь оживлённо, что стало любопытно, что стряслось.

– Во чё я нашёл в ручье! – выбежав на поляну, произнёс пацан.

– Золото скифов!

– На Алтае скифов не было, – тихо произнёс высокий очкастый Вовка, который тоже подошёл к Пашке. – И это не золото. Это кто-то дешманский сувенир

обронил.

– Дай, – протянув руку, потребовала Марина, а когда вещь оказалась у неё, начала протирать пальцами.

Это был гребень, как в фильмах про старину, таким девушки волосы расчёсывали у зеркала в ожидании аленького цветочка, и он действительно походил на старинную вещь. Под грязью оказались странные выгравированные фигурки и незнакомые символы. Больше всего ей понравилась рысь, похожая на поделку по мотивам древних рисунков. Металл был в разводах белого и жёлтого, словно расплавленные золото и серебро не до конца размешали между собой, и они так и застыли кляксами и полосами.

– Не, ведь прикольно же? – не унимался Пашка.

– Прикольно, прикольно, – отмахнулась Марина, а когда одноклассник потянулся, чтоб забрать вещь, отдёрнула руку.

– Муркина, это моё! Я нашёл! – сразу заголосил мальчуган.

– Да отдам я, не очкуй.

Девочка ловко скинула с плеча небольшой розовый рюкзачок и достала из него бутылку с водой, а потом полила на сувенир, смывая остатки грязи.

– Сфотай, – произнесла она и воткнула гребень в причёску.

В ту же секунду мир подёрнулся пеленой, а тело обожгло, как кипятком. Марина как сквозь сон видела разбегающихся в разные стороны одноклассников, которые громко кричали: «Оборотень! Юркина — оборотень!»

А потом она долго шла через лес то на четвереньках, то сгорбившись и на цыпочках. Уши жили собственно жизнью. А длинные жёсткие усы-вибриссы топорщились в разные стороны. Курточка с рюкзаком потерялись в зарослях сразу, а потом девчушка рвала на себе когтями одежду, которая казалась тесной и лишней. В конце оставалась лишь в розовых трусиках, они испачкались в грязи, когда девчушка упала в холодную мелкую воду на дне очередного оврага. Тогда она кубарем скатилась на дно, с треском ломая сухие ветки и изрядно оцарапавшись.

«Усы? Уши? Когти?» – вопросы возникали в голове вялыми аквариумными рыбками, тут же забываясь.

Она брела, сама не зная куда, и лишь когда вышла к лагерю, поняла, что её тянуло к людям. Там уже собралась взволнованная толпа, вооружённая вилами, граблями и лопатами. Там она, будучи измученной, словно её долго и усердно били, упала на землю и положила голову на передние лапы.

«Лапы? Почему не руки?»

Она не понимала, что происходит, а голова совершенно отказывалась соображать. Сил хватило лишь на то, чтоб вяло глядеть перед собой. Даже когда незнакомый мужчина быстро что-то вколол, она лишь слабо дёрнулась. А потом мир померк.

Ну а когда он снова медленно начал просачиваться в возвращающееся сознание, и Муркина открыла глаза, то увидела невысокого белобрысого мужчину, склонившегося над ней.

– Ты как себя чувствуешь? – тихо спросил он и приложил руку ко лбу девочки.

– Что случилось? – вяло произнесла Марина. – Это был сон? Ягоды не те съела?

– Значит, нормально, – выдохнул мужчина. – Ты не волнуйся. Я немного скорректировал проклятье. Оно больше не будет тебе мешать.

– Проклятье? – попыталась поднять голову девочка и прищурилась, вглядываясь в спокойное лицо мужчины. – Гребень.

– Да. Он самый. Старые чары. Очень старые. Ими когда-то пользовались, чтоб в зверя превращаться, но ты не хозяйка артефакта, потому чары стали проклятьем.

– Я теперь оборотень?

– Да. Но не беспокойся. Теперь ты будешь контролировать процесс. Нужно лишь потренироваться. А если боишься звериную сущность, то знай, что рысь на человека нападает только в крайнем случае и легко приручается.

– Оборотень, – прошептала девочка, закрыла глаза и уронила голову на подушку, чувствуя, как наворачиваются горючие слёзы. – А где я?

– Ты в центре реабилитации для нечисти. Я Егор Олегович Соснов, маг высшей категории. Считай меня своим лечащим врачом.

– Нечисть, – выдавила из себя Марина, шмыгнув носом. – Нечисть...

* * *

– Идите вы все в задницу, – прошипела сидевшая кресле Мурка, закрыв лицо ладонями.

Она стала красная, как варёный рак. А всё потому, что Всеволод с небывалой сноровкой накинул на себя большую белую простынь, как эту... как её там... тога называется, а когда девчушка завершила свой рассказ, достал откуда-то небольшой фонарик, который не светил, а испускал яркий красный лучик. И на этот лучик девочка-оборотень чуть не прыгнула, пытаясь схватить руками. Лишь в последний миг она остановилась, пересилив некие внутренние стремления. И теперь сидела, закутавшись в простынку, и злилась.

И я, и Егор Олегович тоже были в белых полотнищах после парилки. Гореслава валялась на диване нагишом, отмахиваясь от всех предложений прикрыться.

А про лучик толмач мне поведал мудрёное слово «лазер». Но когда стал пояснять дальше, головой трясти уже начал я. Причём так сильно, что думал, оторвётся. Свет, оказывается, и ручей или целая река солнечных или огненных брызг. Но это я понял. А вот как он и волна при этом, не понял. Толмач твердил и твердил, пока я не зажал ладонями уши и не закричал на всю баню.

– Заткнись!

Только тогда он смолк. Но зато настала моя очередь краснеть и объясняться. Воевода Соснов сразу уразумел и заулыбался, а Всеволод некоторое время молчал, а потом начал водить по стене пятнышком яхонтового света и тянуть странную песню.

– Из-за спутника на стреже... на простор ночной звезды... выплывают расписные... орбитальные челны.

Я уже не стал спрашивать, о чём песня, иначе голова вовсе лопнет. Я лишь вгрызся в большой кусок вяленого мяса и начал зыркать исподлобья с ощущением, что меня в чём-то обманули. Особенно когда Всеволод заикнулся, что я ещё про какого-то Эштейна не слышал, на что Егор Олегович пьяно заулыбался, а остальные просто смолчали, хотя Мурка навострила поджатые до этого уши и поглядела на древнего упыря сквозь пальцы.