Тысячелетняя ночь
Шрифт:
— Ну и потеха! — воскликнул он. — Подождите же — самого чёрта напугаю!
И он исчез на тропинке, прежде чем Роберт и Стив сдвинулись с места.
Роберт весь горел от возбуждения. Утро весёлого похода в Ноттингем за славой и серебряным рогом вспомнилось ему, губы его были крепко сжаты и лицо непривычно сурово.
— Идём, — отрывисто сказал он. — Если они не все побегут на крик Филя… тем хуже для них. — И с луком наготове он устремился по опасной тропинке.
— Следи за знаками, Роб, — повторял Стив, едва поспевая за ним. —
Грубые голоса послышались невдалеке, на окраине болота, и заставили их сдержать шаги. На лужайке толпа одетых в зелёное платье лесников с весёлыми криками окружила развесистую липу. Толстая кожаная верёвка несколько раз охватывала её ствол, удерживая двух рослых молодцов в изорванной одежде, избитых и окровавленных. При виде этого зрелища лук дрогнул в руке Роберта.
Один из пленников, высокий, черноволосый, привлёк его внимание. Он стоял совершенно спокойно, будто не замечая окружавших его лесников. Роберт дрогнул. Ему показалось, что большие тёмные глаза незнакомого человека смотрят прямо на него.
— Я знаю этого человека. Но где я видел его? — прошептал он. В ту же минуту страшный крик отвлёк его внимание.
— Помогите! На помощь! — прозвучало так естественно, что первым движением Роберта было — кинуться на зов. Но тихий смех Стива заставил его опомниться.
— Молодчина, Филь, — прошептал тот в восхищении. — право, можно подумать, что с него шкуру дерут.
Крик повторился. Лесники заволновались и, оставив своих пленников, сбились в кучу.
— Это кто-нибудь из наших, — вдруг крикнул один из них. — Бежим! — И они все устремились туда, откуда неслись отчаянные вопли.
В следующую минуту кожаная верёвка, разрубленная ударом меча, упала на землю.
— За мной! — крикнул Роберт. — Бегите вслед, а то завязнете в болоте!
Высокий чёрный человек быстро согнул и разогнул затёкшие руки, затем так же быстро нагнулся и подобрал брошенный кем-то из лесников кинжал.
— Спасибо, — коротко проговорил он и, не прибавив больше ни слова, несколькими ловкими прыжками догнал??? знакомое, но на разговоры времени не было. Все четверо мчались по узкой опасной тропинке, напряжённо следя за отметками по краям её и стараясь попадать в след один другому.
— Готово! — чуть дыша проговорил наконец Стив и почти повалился на землю около не успевшего потухнуть костра. — Подкиньте немного хворосту, братцы, — прибавил он уже обычным своим спокойным тоном и, нагнувшись, придвинул окорок ближе к огню. — Так, ну сейчас доспеет, а тем временем и Филь явится.
Второй из пленников, коренастый и рыжий, охотно подбросил в огонь охапку хвороста и остановился, растирая руки и не сводя жадных глаз с румянившейся оленины.
— Два дня ничего не ели, — отрывисто проговорил он, но запнулся, заметив, что его никто не слушает.
Роберт и высокий незнакомец стояли друг против друга. Глаза их встретились и не могли оторваться. И Стив с невольным жгучим любопытством наблюдал за ними.
— Что
— Гуг! — промолвил он, протягивая руки.
Черноволосый отступил, как поражённый громом.
— Я знаю тебя! О, я знаю тебя! — воскликнул он. — У тебя её глаза. Но как мог ты оказаться здесь, ты, сын госпожи Элеоноры?!
И, глубоко потрясённые, они обняли друг друга.
— Что за чёрт! — тихо повторил рыжий и озадаченно посмотрел на Стива. Но тот отвернулся и снова нагнулся над костром: тех двоих следовало предоставить самим себе. А они, взрослые загрубевшие мужчины, стояли, держась за руки, и слёзы лились по их лицам. Гуг продолжал что-то спрашивать, но Роберт не в силах был отвечать. Тихая лунная ночь возникла перед глазами его души, белая фигура матери в лунном свете у окна и маленький мальчик, прижавшийся к ней. «Скажи, а раб мог бы быть моим другом?»
Бывают в жизни минуты, когда исчезает всё мелкое, наносное, что превращает жизнь в серые будни. В такие минуты человек становится мудрым и чистым, ради них стоит жить. Такой была и эта минута. Высокородный граф Гентингдон сказал бывшему своему рабу: «Моя мать умерла, но я знаю — она любила тебя». И Гуг, взяв его руку и смотря ему в глаза, так же тихо ответил: «Знай и ты: жизнь мою я отдам за тебя».
Филь стрелой вылетел на поляну, взрываясь от распиравшего его веселья.
— Покатились молодчики! — кричал он. — Пятки сверкали… У меня до сих пор в глазах рябит. И кричат: «Ребята, это — леший зовёт, завести нас хочет!» И брызнули — кто куда! А я им вслед ещё как ухну!..
От избытка чувств Филь перекувыркнулся два раза подряд, угодил ногами прямо в костёр и вскочил, как ошпаренный, торопясь потушить искры о влажную траву.
Общее напряжение разрешилось смехом: смеялся даже всегда сдержанный Стив, не могли не засмеяться Роберт и Гуг, а сам Филь хохотал до того, что чуть не сел в костёр ещё раз.
— Клянусь святой пятницей, никогда не ел ничего вкуснее, — воскликнул он через минуту, вытаскивая из ножен кинжал и устремляя всё внимание на румяную оленину. — Подвигайтесь поближе, ребятки. Ножи есть? Берите мой, опасной, живо!.. Ну, приятель, если ты с лесниками разделываешься так же быстро, как с этой дичиной, так скоро мы эту породу и вовсе переведём в королевских лесах!
Последнее относилось к рыжему незнакомцу. Быстрота, с которой он запихивал в рот огромные куски мяса, привела Филя в непритворное восхищение.
— Попробуй два дня попоститься, — довольно мрачно отозвался рыжий, отхватывая острым ножом ещё преизрядный кусок хлеба, — и приготовься заодно к тому, что поганцы по кусочкам вытащат из тебя душу — себе на потеху, королю — на усладу…
— Поневоле аппетит разберёт, — улыбнулся молчаливый Стив и протянул свою кожаную флягу. — Выпей, братец, помогает и от лесников, и от жажды.