Тюрьма и воля

Геворкян Наталья Павловна

Кристиан Мишель в интервью Кэтрин Белтон [50] : Поначалу я вел дела с «аппаратчиками». Многие из них были просто тупыми: упертыми и ограниченными. Они управляли огромными предприятиями, и их единственной заботой был поточный выпуск продукции. Среди них было полно неотесанных типов и любителей заложить за воротник… Особых симпатий они не вызывали. Сплошное занудство. Вдруг на сцене появляются эти молодые люди в джинсах и заявляют, что собираются изменить систему. Потрясающе…

Я рассказал им, что такое кредитная карта и как пользоваться чековой книжкой. Когда они впервые оказались в Женеве, то остановились у меня. Их бюджет был настолько ограниченным, что гостиница была им не по карману. Ходорковский и Невзлин приезжали неоднократно, и с каждым разом их уровень повышался: сначала моя женевская квартира, затем недорогая гостиница и, наконец, апартаменты в Hotel des Bergues.

Затем пришел черед западной деловой практики, освоение которой началось с банковского дела, позднее в круг их интересов вошло даже консультирование по перспективам нефтяной отрасли.

Я потратил две недели на обучение в Будапеште всего персонала основам функционирования банков. Я показал, как читать баланс, как проводить аудит, как создать систему внутреннего контроля и как осуществлять кредитование. Это был ускоренный курс по банковскому делу. Они схватывали все на лету.

Очень быстро их клиенты, банк МЕНАТЕП и другие, перешли к более сложным транзакциям и стали пробовать западную систему на прочность. У этих только что народившихся компаний и понятия не было ни о западной деловой практике, ни об игроках. Одна из самых первых транзакций… выглядела совершенно безумно. Не то чтобы она была незаконной, просто такие вещи делать нельзя. Мы сказали им, что Arthur Andersen, наш аудитор, такое ни за что не пропустит, а они прислали в ответ письмо со словами: «Не могли бы вы сказать г-ну Артуру Андерсену…» Эти ребята не понимали, о чем идет речь.

50

The Moscow Times, 16.05.2005.

Михаил Брудно: То, что нам говорил Кристиан Мишель… Это, знаешь, как когда тебе что-то говорит отец, а ты пропускаешь это мимо ушей, а потом вспоминаешь через 30 лет. Мы ни черта не понимали, что он нам говорил. Это ни на что не ложилось, не было базы никакой. Это были интересные лекции, но сказать, что вот у нас открылись глаза и мы стали банкирами, нельзя. Когда мы стали банкирами? Ну, вот к тому моменту, когда появился «Роспром», к началу приватизации. Вот тогда мы как-то разобрались в банковской деятельности, поняли, как это должно работать.

Леонид Невзлин: В финансировании торговых операций Брудно очень быстро разобрался и мог работать как кредитный работник, руководитель по торговым операциям. У Лебедева был хоть и советский, но все же опыт работы финансиста. Я достаточно быстро разобрался в пиаре финансовой сферы и мог работать замом по пиару в банке. Должен тебе сказать, что я до сих пор иногда жалею, что моя жизнь не осталась связанной с банком. Я по-прежнему считаю, что для людей, которые ищут не популярности, а интересной жизни и хорошего влияния на других людей в широком смысле, лучше банка ничего не создано. Это все-таки настоящие акулы капитализма. С моей точки зрения.

Рю-де-ла-Пе, 8

Как это ни парадоксально, не вполне зрелые банкиры открыли представительство МЕНАТЕПа во Франции. С французскими бизнесменами группа сотрудничала и через кооперативы, в том числе в период торговли компьютерами. А тут решили напрямую выйти на западный рынок. Офис находился в центре Парижа, недалеко от Вандомской площади — Рю-де-ла-Пе, 8. Ходорковский с Невзлиным прилетели на открытие.

Леонид Невзлин: Мы прилетели в Париж. Было дико смешно. Знаешь, Миша как друг человек удивительный, он готов себя поставить в худшие условия. Нас эти французы встретили на двух машинах. Одна — полная, а вторая — Porsche — на двоих. Один за рулем, один садится рядом, а третий — на «собачьем» сиденье. Так Мишка лег на «собачье» сиденье. От аэропорта Шарль де Голль до улицы Риволи, где находилась гостиница, — в общем, вполне себе расстояние. И Миша там лежал сзади. А Миша не маленький! Я оценил. Ты знаешь, он вообще умеет пренебрегать личным комфортом. Не потому что ему не нужно. Он умеет расставлять приоритеты. Мне кажется, эта его способность ему сейчас помогает.

А вообще что поражает за границей, когда туда попадаешь после совка? Магазины. Мишу поразили магазины, особенно в Германии, где много кожаных кошелечков. Он же любит кожу. Уже до этого он был в Италии, но вот в Германии, вот кто умеет делать кожу! Ему нравится кожа. Он такой бюрократ. Ему нравятся папочки, файлочки, штучечки. А кожа — этакая бюрократическая от-кутюр. Он эстет удобства. Чтобы все было на месте — карточки, деньги, разные купюры, чтобы все было идеально. И ведь при этом не педант в жизни! А в этом педант. И это часть рабочего сознания. Должен быть порядок. Чтобы все лежало на своей полочке. И он умеет это как-то доставать с полочек, у него как-то выстраивается картина, и он видит перспективу. Как стратег, видит следующий шаг на несколько лет вперед. Я потом, когда разобрался, понял, что кожаные увлечения — это продолжение его профессиональной натуры.

Инна Ходорковская: Да, с канцтоварами у нас особые отношения. Это качество. Тут мы переплюнем любого. Начиная от каких-то офисных вещей и заканчивая блокнотиками, ручками-карандашиками. Даже если какая-то суперручка, но у нее неправильный стержень, то он этим писать не будет. Это у нас семейное увлечение. У меня и дочка сейчас на это подсела. Канцелярия и сопутствующие аксессуары. Мы знали все правильные магазины. Для меня самый кайф — хаос приводить в норму. Все разложить по полочкам. Тут у нас есть схожесть.

Возглавил парижский офис Михаил Брудно. Продолжалось это, правда, недолго, как он говорит. Несколько месяцев.

Михаил Брудно: Первые две-три недели я получал массу удовольствия. Просыпался утром, а я в Париже! Надо же, как интересно. Сейчас туда пойду и туда схожу… А потом, к концу первого месяца, уже вставал, смотрел в окно и думал: опять в Париже, когда же это закончится. А вообще-то я приехал, потому что у нас появились первые, условно говоря, свободные деньги и мы их разместили в двух проектах. И надо было за этим присматривать. Дурацкие были проекты. Один проект был связан со страховой компанией Generali. А второй был околокультурный. Что-то такое связанное с цирком. То ли цирк вывозить, то ли цирк привозить. Не помню. Ну, в общем, задача была разместить деньги за границей и постараться не все их потерять. Я бы не сказал, что эксперимент оказался сильно успешным. Другое дело, мы много чему научились, поработав с французами непосредственно в стране. Я бы сказал так: поучились, сделали много дешевых ошибок, избежав потом дорогих.

Человек с рублем

Куда двигались те «новые русские», оседлавшие волну перемен? Чего хотели? Они это точно знали и заявили об этом взахлеб, нагло, с бесшабашностью, присущей молодости и тому странному времени, когда одним все казалось возможным, другим все казалось потерянным. Они сделали это в книге «Человек с рублем» [51] , появившейся за подписью Невзлина и Ходорковского в 1992 году.

Название выбрано не случайно. Когда-то в 1938 году в СССР сняли знаменитый фильм «Человек с ружьем», пропагандировавший простоту и непритязательность лидера большевиков Ленина. Конечно, в самом названии книги молодых капиталистов — вызов прошлому страны и их собственному прошлому, в какой-то мере.

51

Ходорковский М., Невзлин Л. Человек с рублем. — МЕНАТЕП-Информ, 1992.

Не стоит относиться к этой книге со звериной серьезностью. В ней чувствуется ирония и самоирония, местами просто стеб. Это скорее такая своеобразная констатация: мы новый класс, мы уже здесь, и мы не собираемся уходить. Ходорковский и Невзлин написали, в сущности, манифест молодого российского капитализма: «Мы не скрываем, что заряжены на богатство. Наши цели ясны, задачи определены — в миллиардеры. Мы намерены на равных конкурировать с десяткой самых богатых бизнесменов Америки и других стран… Пребывание в партии было для нас хорошей школой, если бы мы ее не прошли, многое бы потеряли. Партия крайне много отнимала, но она и давала: опыт, связи, постижение жизни. Не взять все это было бы ошибкой… Хватит жизни по Ильичу! Наш компас — Прибыль, полученная в соответствии со строжайшим соблюдением закона. Наш кумир — Его Финансовое Величество Капитал, ибо он, и только он ведет к богатству как к норме жизни. Довольно жить Утопией, дорогу — Делу, которое обогатит! Человек, превративший вложенный доллар в миллиард, конгениален. Есть ли гении среди нынешних советских бизнесменов? Вполне возможно. История покажет, у нее мерка сверхточная — цифровая». Тем не менее сами авторы местами звучали, как теперь понятно, вполне утопично: «В этом — уверены — нам поможет народ, который, вопреки ленинскому учению, мы сделаем богатым. Тот самый народ, который зазеркальцы заставляют проклинать нас. Но мы верим, что, перефразируя слова поэта, забудут тех, кто проклинал, запомнят — с благодарностью — тех, кого кляли по незнанию». Этому предсказанию, если и суждено сбыться, то, полагаю, не при нашей жизни и не относительно первых российских капиталистов.

Скромное обаяние буржуазии

Надо сказать, что внешне Ходорковский в те годы никак не напоминал увесистого банкира и бизнесмена, коим он постепенно становился. Явно не стремился подражать иностранным коллегам с их деловым дресс-кодом. И потом, уже став миллиардером, он сохранял демократизм в одежде. Было очевидно, что он предпочитает спортивный стиль одежды. Отсюда и короткие кожаные куртки, джинсы, кроссовки, в которых я его чаще всего видела. Костюмы он не любил, хотя признал все же их необходимость. И костюмы были хорошие, но носил он их плохо. Очевидно, что «правильный внешний вид» оставался для него тяжелой и безрадостной обязанностью. Друзья говорят, что он очень долго носил не то, что надо. Но в какой-то момент все же пришлось переключиться. Невзлин вспоминает, что, бывало, Мишу приезжает снимать телевидение, а он сидит в джинсовке и свитере или, что еще хуже, кашемировом свитере под пиджак. Не под клубный пиджак, что еще куда ни шло, а под строгий костюм. Неправильно.

Думаю, «как правильно», — все акционеры ЮКОСа со временем усвоили, но и по сей день те из них, кого я имею возможность видеть, — Невзлин, Дубов, Брудно, Шахновский — никак не соответствуют анекдотам про новых русских, которые огорчаются, что купили галстук дешевле, чем за углом. Скорее, им стало свойственно во внешнем облике скромное обаяние буржуазии, что практически не выделяет их в обычной жизни из массы людей в тех странах, где они живут или бывают. При этом все научились носить деловую одежду и учитывать, когда без этого не обойдешься.