Тюрьма и воля
Шрифт:
И здесь вдруг появляется сила, пропихивающая неприкрытую азиатчину, полицейское государство, «совок». Я никак не мог на такое согласиться.
Ни за какие деньги.
Да и плевать мне было на деньги! Вопрос становился круче: не придется ли уезжать из страны? То есть тогда казалось, что это — самая крутая постановка вопроса.
Опять же, поймите, в моем представлении и «азиатский» взгляд на вещи имеет право на жизнь, и его выразители имеют право отстаивать свою точку зрения. Но между цивилизованным спором и затыканием оппонента силовыми методами
Относительно Романа Абрамовича. Я знаю, что у Леонида Невзлина есть своя точка зрения на то, какую роль сыграл Рома во всей этой ситуации. Он считает ее негативной. У меня нет аналогичной информации.
Надежный ли Рома партнер? Как все, не более и не менее того. В определенных рамках — надежный. Когда жизнь выходит «за рамки», он думает прежде всего о себе и своих интересах. Впрочем, не более и не менее, чем все остальные.
Если бы все шло нормально, думаю, мы смогли бы сработаться. Хотя проблем было много из-за разницы в характерах. Возможно, если бы Роман стал во главе компании после моего ареста, он и смог бы что-нибудь изменить в судьбе компании, но только не в моей личной. Хотя сомневаюсь. Скорее, он упростил бы жизнь только акционерам «Сибнефти» или осложнил бы себе, в зависимости от развития ситуации.
Оппозиция
Деньги на «Яблоко» и СПС я действительно тратил из личных, задекларированных дивидендов, предварительно уплатив все полагающиеся тогда налоги. Свидетельством этого является то, что даже в нашей перевернутой правовой системе мне это не предъявили. Цифры пока называть не хочу. «Горячо» (не для меня — для них). На другие партии тратились различные мои коллеги.
Что же касается «устраивали — не устраивали» меня те партии, которые я финансово поддерживал, то я им не судья. Поскольку сам не занимался партстроительством, то поддерживал наиболее близкие мне силы. Не ЛДПР же?! ЛДПР зарабатывала голосованием. Прямо и цинично. Хотя среди моих знакомых были и их приверженцы.
Но мой ключевой подход состоял в том, что должна быть влиятельная, независимая от власти оппозиция. Это — необходимое условие эффективного госуправления и здоровья общества. Чтобы такая оппозиция была, ей нужно финансирование из независимых от власти источников. В тот момент я полагал, что власть мою позицию, пусть и без удовольствия, но разделяет. Ее действительно разделяла та часть власти, которую потом стали называть «либеральным крылом».
Однако Путина убедили в какой-то момент отказаться от поддержания политического баланса.
Если говорить о политических деятелях и о политике… Единственный портрет политического деятеля, который я действительно держал у себя на столе, — это портрет Маргарет Тэтчер с приписываемыми ей словами: «Если хотите, чтобы было сказано, — поручите мужчине, если хотите, чтобы было сделано, — женщине».
Я ее очень уважаю как человека, проведшего реструктуризацию государственного аппарата и угольной промышленности. Причем не на словах, а на деле. Больше я таких лидеров
К слову, единственный раз в жизни, когда я воспользовался своими возможностями, чтобы добиться встречи с человеком из сугубо личного интереса, — меня познакомили с М. Тэтчер. Мы поговорили. Она действительно очень цельный и сильный человек.
Я сторонник меритократии, то есть убежден, что толпа, демос как таковой, формирует исключительно регрессивные тенденции.
Одобрение толпы — условие, необходимое для настоящего государственного деятеля, но недостаточное. Что и отличает его от популиста. Госдеятель должен быть лидером, он должен улавливать долгосрочные тенденции и быть способным убедить общество принять необходимые изменения.
Если же улавливать настроения толпы и следовать за ними, то на определенном этапе возможна значительная популярность, но последствия всегда неутешительные. Люди, даже сами заведя себя в болото, всегда ищут козлов отпущения.
Ключевое расхождение между мной и Путиным — в предпочтении механизма госуправления и в видении будущего.
Он полагает предпочтительной вертикаль власти. В реальности включающую в себя и законодательную, и судебную. Он полагает независимые от такой власти общественные институты лишним, усложняющим элементом системы. Он верит в ручное управление и не верит в правовое государство.
Я считаю, что это — архаика. Современное государство, если хочет быть конкурентоспособным, должно иметь более сложную структуру.
Он верит, что путем мобилизации, контроля, порядка можно создать страну, которую будут уважать соседи и где граждане будут сыты, а значит — довольны.
Я убежден, что это верно для отары овец или для общества, похожего на отару овец. Но мир изменился, и сегодня главное — умение разбудить инициативу, творческий потенциал каждого человека, а потом использовать получившуюся энергию в общем интересе.
Я называю такую модель «управляемым хаосом».
В бизнесе все эффективные предприятия функционируют по этому принципу. Так же устроены все современные постиндустриальные государства. Такое устройство комфортно для думающего, инициативного человека. Для него «сытость» — естественное состояние. И он стремится к большему.
Подчиниться же тому, с чем не согласен, что считаю вредным, — никогда, если у меня нет обязательств. А у меня их перед Путиным не было.
Гром среди ясного неба
Когда стало понятно, что «не рассосется», — а это случилось осенью 2003 года — всем коллегам было повторно предложено решить вопрос с отъездом. Тогда мы еще не представляли, что речь идет о разрушении компании. Думали: возможно, ее отнимут. Угрозу рассматривали лично нам, как акционерам и менеджерам «политического» блока (то есть отвечавшим за PR и GR) в компании.
Что касается управления компанией «из-за рубежа» — заведомая наивность. Мы к этому не готовились, поскольку бессмысленно.