У черты заката. Ступи за ограду
Шрифт:
Увидев наконец в дверях высокую тощую фигуру Пико, донья Элена встала и пошла навстречу. «Хороша», — подумала она без зависти, скорее с одобрением, еще издали оглядев Беатрис от туфелек до прически и профессионально оценив покрой ее широкого черного пальто.
— Добро пожаловать, сеньорита! — Она сердечно обняла девушку. — Ну, как прошел полет?
— Не спрашивайте, сеньора, это ведь мое второе в жизни путешествие по воздуху, — устало ответила та. — Право, мне ужасно неловко, что вам пришлось ехать из-за меня в такую даль, — Пико рассказал мне, как вы его выручили…
— Ну
— Сердечное спасибо, сеньора. Как ваш маленький?
— Ну, не такой уж он «маленький» — полтора года и уже пятнадцать зубов! Приезжайте как-нибудь, я вам его покажу. Ну что ж, доктор, а где багаж сеньориты?
— Вот! — Беатрис взмахнула черной пластикатовой сумкой с золотой надписью «Панагра». — Чемодан пришлют на дом. Поехали?
— Да, идемте…
— Как скоро думает вернуться дон Бернардо? — спросил Пико, когда машина, выехав со стояночной площадки аэропорта, свернула на ведущую в город автостраду.
— Он ведь должен передать дела своему преемнику, но того пока нет.
— Нет, назначения не было, я слежу.
— Боюсь, не будет еще долго. Какой идиот захочет теперь туда ехать?
— Ты слишком хорошего мнения о наших дипломатах. Хотя пост, надо признать, и в самом деле не из завидных. Чудо, что дон Бернардо выдержал там четыре месяца… Все ожидали, что он сбежит раньше.
— Ну, отец упрям. Он продержался бы и дольше — его доконала история с этим беднягой Галиндесом. На другой же день отправил телеграмму о своей отставке. Слушай, но ты тоже считаешь, что Галиндеса они похитили?
— Скорее всего, — кивнул Пико. — Это не первый случай. Несколько лет назад они точно так же похитили в Гаване Маурисио Баэса… Я точно не помню, где-то в году пятьдесят втором или пятьдесят первом. А потом Андрес Рекена был застрелен в Нью-Йорке, днем, прямо на улице. Так что вполне возможно.
— Но я так испугалась! — сказала Беатрис. — Ты понимаешь, за несколько дней до этого я написала одному своему знакомому в Штаты, что Галиндес собирается опубликовать эту книгу. Накануне мы обедали с нашим пресс-атташе, и кто-то за столом рассказывал об этом, — ну, я вспомнила и написала. И можешь себе представить — не проходит и двух недель, как вдруг эта новость! У меня первая мысль была: а что, если они это через меня узнали? Там ведь письма вскрываются, нас об этом специально предупреждали. Я так перепугалась — даже у папы боялась спросить, а потом пошла в библиотеку и стала рыться в газетах. Ну, оказалось, что об этой книге уже писали, так что это не было никаким секретом. У меня просто гора с плеч свалилась!
— Вообще, Дорита, ты это хорошо придумала — выбалтывать в письмах кулуарные слухи. Для любой разведки ты просто клад. Кому ты это писала, Хартфилду?
— Ну да. Кстати, ты знаешь, что он стал знаменитостью?
— Изобрел что-нибудь?
— Ты разве не читаешь североамериканские газеты?.
— Почти никогда. А что, о нем уже пишут?
— И как! Вообрази, он давал пресс-конференцию, это была такая сенсация! Началось с того, что один журналист написал о нем статью, не договорившись с ним. Как будто Фрэнк стоит за вооружение Германии и даже собирается туда ехать. А он как раз наоборот — против этого. Он потребовал, чтобы дали опровержение, но те не захотели, и тогда ему пришлось выступить самому перед журналистами. Я тебе говорю — это была настоящая сенсация. Почти во всех газетах его снимки, и то, что он говорил, и его история — ну просто как о голливудской звезде. Его теперь называют «красный Хартфилд», можешь себе представить…
Пико сочувственно хмыкнул и покачал головой:
— Бедняга, как же это он?..
— Ты считаешь, что он не должен был этого делать? — удивленно спросила Беатрис. — Извините, сеньора, — спохватившись, обернулась она к своей соседке, — мы тут все время болтаем о своем…
— Ничего, — отозвалась та, не отрывая взгляда от шоссе. — Я боюсь разговаривать за рулем, меня это отвлекает…
— Ты понимаешь, Дорита, — сказал Пико, — я не считаю, что он не должен был этого делать… но, очевидно, он сделал это как-то не так. Если ему уже пришпилили кличку «красный» — это плохо, значит, он дал им соответствующий повод. Вот этого он ни в коем случае не должен был делать…
— Ты думаешь, ему это грозит чем-нибудь? — подумав, спросила Беатрис. — Но почему, собственно…
— Да потому, что он работает в военной промышленности, вот почему! Не знаю, конечно. — Пико пожал плечами. — Разве что у них сейчас многое изменилось… А при Маккарти его определенно сжили бы со света.
— Во всяком случае, сам он настроен бодро, — сказала Беатрис. — Он считает, что легко найдет работу, потому что его уже немного знают…
— Так работу он уже потерял?
— Прежнюю — да. Впрочем, кажется, ушел сам, я точно не поняла. Сразу после этой пресс-конференции.
— Ну вот, — сказал Пико. — А ты еще спрашиваешь, грозит ли ему что-нибудь…
На авениде Мариано Акоста их остановил затор. Пико посмотрел на часы и сказал, что выйдет здесь, иначе не успеет попасть к себе в бюро до ухода секретаря.
— Я тоже, пожалуй, выйду, — сказала Беатрис. — Меня немного укачало, лучше пройдусь пешком…
— Смотрите, — сказала донья Элена. — А то я могла бы подвезти вас до Пенитенсиарии, мне в тот район.
Она еще раз пригласила Беатрис побывать как-нибудь у нее и посмотреть на Херардина; потом передние машины тронулись, и она уехала. Пико и Беатрис перешли на теневую сторону улицы.
— Ну, что здесь происходило за это время? — спросила Беатрис, пройдя в молчании с полквартала.
— Многое, и ничего хорошего. Ты знала Освальдо Лагартиху?
— Лагартиху? Я с ним встречалась на одном приеме в министерстве, где-то в начале ноября… Самое смешное, что у нас нашлась общая знакомая — одна бельгийка, которую он знал в Монтевидео, а я видела в Брюсселе. Мир и в самом деле тесен. А что с Лагартихой, ты говоришь?
— Погиб.
— Как это — погиб? — ошеломленно спросила Беатрис. — Но… когда? Каким образом?