У Червленого яра
Шрифт:
— Да уж выкрутишься, — подмигнул Миронег, поворачивая к дому.
Вместо прежней малой избы давно стояли хоромы с сенями, подклетями и светлицей.
— Быстрей, быстрей, пташки мои, — махала с крыльца своему запоздавшему семейству Марфа Миронова.
Хороша была старостиха, ой, хороша! Расцвела бабьей статью, округлилась пышной грудью и покатым изгибом бедра. Ссорились ли Миронег с водимой? Частенько, по мелочам, рыкнут друг на друга, насупятся, но долго дуться не могут, не получается. Кто-нибудь да подсядет мириться, притрется к боку, даря поцелуй.
С челядью и общинниками
— Матушка, матушка! Наш Якимка Любавку за себя берет! — еще издали растрезвонила новость Прасковья.
Марфа довольно улыбнулась.
Дети забежали в дом сушиться. Миронег с женой остались стоять в сенях.
— Вымок весь, — потрепала Марфа мужа по волосам, — не застудился бы. Может, и мы пойдем?
— Давай еще постоим, после такой-то духоты — хорошо, привольно, — Миронег с наслаждением вобрал ноздрями влажный воздух.
Марфа, сложив ладошки, собрала дождевую воду и омыла лицо.
— А мне отчего-то Юрий нынче приснился, — со вздохом проговорила она.
— Подарки должно опять пришлет, — приобнял жену Миронег.
— Недобро приснился, тревожно как-то, — положила ему голову на грудь Марфа.
— Да будет тебе. Сына князь женил, внук народился, с полуночным Юрием Всеволодовичем мирно живут, поганые присмирели. Чего ж еще?
— Не знаю, это я так, — махнула Марфа, — пустое.
— Хочешь, зимой санным путем к Рязани съездим? По монастырям пройдемся, за здравие детей молебны закажем, к мощам приложимся.
— Не надобно. Ту дверь я затворила, — подняла очи на мужа Марфа, — лучше давай Еленушку с зятем к Рождеству позовем. Уж соскучилась крепко. И внука ни разу не видели, уж охота посмотреть.
— Позовем, птаха моя.
— Пойдем пироги есть, — поманила Марфа Миронега в дом.
Миронег шагнул за ней, развернулся напоследок, глянул на небо. В просвете темных туч спускалось к окоему багряное солнце.
ИСТОРИЧЕСКАЯ СПРАВКА
Мои добрые читатели, возможно, вам будет любопытно узнать, что же являлось правдой, а что вымыслом, в пробежавшей перед глазами истории.
В основу книги положен летописный рассказ о съезде в Исадах. Древо рязанских князей сильно разрослось к началу XIII века. Каждый из многочисленных двоюродных братьев и племянников претендовал на какую-то отчину Рязанской земли. Княжество стало дробиться на мелкие уделы, грозя окончательно превратиться в «лоскутное одеяло» под покровом великого князя Владимирского, активно вмешивающегося в рязанские дела.
По-своему надумал решить эту проблему один из рязанских князей Глеб Владимирович — древо разрослось, стало быть, стоит лишние ветви обрубить. Холодный расчет и ничего более. Точно не известно, какой стол Глеб занимал до кровавого съезда, возможно, сидел во втором по значимости граде Переяславле-Рязанском, а, может, был соправителем князя Романа Игоревича в Старой Рязани, как это часто было принято в то время.
Но именно Глеб пригласил рязанских князей в 1217 году на съезд в полевой лагерь близ речного порта Исады. Предлог — обсудить, кому в каком граде сидеть.
Репутация у Глеба уже была подмоченной, вместе с братом Олегом он ранее оклеветал пред Всеволодом Большое Гнездо своих родственников-князей. Разгневанный Всеволод поверил доносу и заключил «затевавших против него смуту» рязанских князей в поруб, но ненадолго. Вскоре двоюродные братья вышли на свободу и вновь расселись по своим столам. К досаде Глеба, ненадежным оказался способ удалить соперников чужими руками, вот тогда он и решил обагрить свои руки кровью — убить ненужных родственников.
Олег к тому времени уже скончался, и Глеб в союзники привлекает еще одного брата, Константина, посвятив его в заговор. Вместе они нанимают половцев, прячут их до поры до времени в отдельных шатрах. Ничего не подозревающие родственники прибывают на съезд в малых дружинах, без надежного войска. Гостей ждет щедрое застолье с обильным питьем. А когда князья и их нарочитая чадь порядком упиваются, Глеб дает сигнал, половцы выскакивают из шатров и начинают кровавую расправу. Итог — убиты шесть рязанских князей. О некоторых мы знаем только имена, так неясно — кто такой Ростислав. Я сделала его для сюжета муромским княжичем, в действительности, кем он являлся на самом деле и какого возраста был, летописи не сообщают. Что примечательно, истребляя родню, Глеб с Константином не пощадили даже своего родного брата, князя Пронского Изяслава. Почему? Это останется тайной, можно лишь догадываться.
Замышляя подобное злодейство, Глеб сильно рисковал. Братоубийц на Руси не жаловали со времен Святополка Окаянного. Князья в борьбе за власть изгоняли друг друга, брали в заложники жен и детей, самих соперников годами держали в заточении, насильно постригали в монахи и даже ослепляли, но вот убить, на это ни один князь решиться не мог. В открытом честном бою, на поле боя — другое дело, тут, как говорится, игра злого рока, случая, а с холодной головой, подстерегая в засаде — это уже не смываемое преступление.
И все же Глеб решился. Почему? Возможно, надеялся, что удастся замести следы, или силой оружия и страха заткнуть недовольным рты, а, может, уже тогда душевная болезнь начала прогрессировать, стирая грань между моралью и желаниями, ведь известно, что в конце борьбы за рязанский стол Глеб сошел с ума.
Злой план был воплощен в жизнь, берег Оки залила кровь невинно убиенных, вот только на съезд опоздал князь Ингварь. В каком городе сидел Ингварь до съезда тоже не сообщается, Вороножским князем автор его сделал исключительно для сюжета, чтобы закольцевать локации в единый круг и сохранить динамику повествования. Два года между Глебом и Ингварем шла ожесточенная борьба за Рязань. Рязанцы ожидаемо поддержали Ингваря. Глеб снова обратился к половцам, те опустошили окрестности стольного града, осадили крепость, но взять ее не смогли.