У истока реки
Шрифт:
Он и не заметил, как подошли к концу весенние каникулы, потому что постоянно был чем-нибудь занят. Они с Мартином и Крисом помогали на ферме и возились с лодкой, строили на острове шалаш, плавали, удили рыбу, наблюдали за гнездами. Франциск с радостью занимался всем этим, но больше всего ему нравилось бывать у реки, или на реке, или в реке. Он не смог бы объяснить даже самому себе, почему вдруг так полюбил реку. Может быть, из-за связанного с ней первого в его жизни приключения или потому, что благодаря ей он оказался в доме дяди Джона. Долгими часами Франциск лежал и рассматривал карту, на которой голубой ленточкой вилась река. Он представлял себе, как река становится шире и глубже, пробегая мимо больших городов и впадая в море. Иногда
До конца пасхальных каникул оставалось только три дня. Кейт радовалась, а Мартин ворчал, недовольный тем, что ему скоро придется возвращаться в школу. В тот вечер после вечерней молитвы дядя Джон сделал одно объявление.
– Завтра на ферме будет много работы, – сказал он. – Надо подстричь лужайку, прополоть цветочные клумбы и разбросать удобрения. Если все мы хорошо поработаем завтра и сделаем всю работу, то послезавтра мы сможем устроить себе праздник. Мартин, Франциск и Крис, я пойду с вами на скотный рынок, а мама побудет дома в тишине и покое. Кейт, ты можешь пойти с нами, если хочешь.
– Я завтра поработаю во дворе и останусь дома, чтобы закончить сочинение, – сказала Кейт, которая отличалась прилежанием и трудолюбием не только дома, но и в школе.
– Тогда весь дом останется в твоем распоряжении, – сказала мама и пояснила: – Я собираюсь сходить в парикмахерскую.
– Здорово! – воскликнула Кейт. – Я люблю оставаться дома одна. Когда никого нет, здесь тихо и спокойно.
Она многозначительно посмотрела на Франциска, который иногда наигрывал на пианино «Собачий вальс». Они никогда по-настоящему не ссорились, потому как Франциск считал Кейт уже достаточно взрослой, но все же не мог простить ей пренебрежительного отношения к себе. Как-нибудь он с ней поквитается. Он поднялся в свою комнату, бормоча себе под нос разные грубости, и вдруг понял, что ему совсем не хочется работать завтра под ее пристальным надзором и все время ожидать от нее каких-нибудь замечаний. Нет, совсем не так он представлял себе хорошо проведенный день.
Ведь он не слуга и не станет делать того, чего не хочет. Надо будет заняться чем-нибудь другим.
Он заснул, всем сердцем ненавидя Кейт, но во сне увидел нечто интересное. Ему снилось, что он бежит вдоль берега реки к ее истоку, но русло реки высохло, и ее берега превратились в запекшуюся под палящим солнцем грязь и были похожи на пустыню, фотографию которой он видел в учебнике по географии. Вдруг он заметил сбегающий с горного склона ручеек, и там, где он протекал, все цвело, зеленело и благоухало. Река жизни, сказал он себе и проснулся – в окно уже светило солнце, где-то рядом куковала кукушка. Река жизни, повторил он, стараясь вспомнить, когда и где он впервые услышал эти слова. Скорее всего, в церкви, решил Франциск.
Он поспешно выбрался из-под одеяла, ощущая на своей коже нежные прикосновения солнечных лучей – поцелуи небесного светила. Он не станет проказничать. Именно во сне он пришел к такому заключению. Скоро ему предстоит вернуться в школу, и он собирался посвятить один из дней самому себе. Дядя Джон всегда вставал очень рано, но все же не в такой ранний час, и Франциск подумал, что его день настал. Он набил карманы печеньем и ломтиками холодного мяса и оставил на столе записку: «Я ушел. Но я вернусь. Люблю всех вас. Франциск».
Он выкатил из гаража велосипед и почувствовал облегчение, когда дом фермера скрылся за деревьями. Он ехал вдоль берега, держась поближе к воде, и хотя знал, что вряд ли сумеет добраться до истока реки высоко в горах, все же решил подобраться к нему как можно ближе. Перед ним до самого горизонта возвышались холмы и горы, поросшие травой и деревьями.
Он мчался по дороге мимо цветущих изгородей, но вскоре понял, что так он отклонится в сторону: река терялась из вида. Подъехав к ближайшему поселению, Франциск оставил велосипед в гараже, объяснив его дружелюбному хозяину, что хочет немного прогуляться. Мужчина без лишних вопросов согласился присмотреть за велосипедом и показал Франциску тропинку, что вела к реке, протянув ему пакетик чипсов. Франциск шагал среди цветущих лютиков, ощущая ликующую свободу, слушая пение птиц, любуясь небом и жуя чипсы. Это апрельское утро он будет помнить всю свою жизнь.
Но и пешком идти было не так-то просто. Иногда он шел по тропинке, но временами ему приходилось протискиваться сквозь кустарник и пролезать между рядами колючей проволоки, которой были огорожены поля с молодыми побегами пшеницы. Так он прошел несколько миль. Утренние тени стали короче, начинало припекать солнце. Но река словно и не собиралась становиться мельче и уже, что указывало бы на приближение к ее истоку.
На каждом шагу он встречал что-нибудь интересное. Франциск вошел в тенистый лес, в котором благоухали колокольчики. Он присел на пенек и подкрепился, не спуская глаз с реки, поблескивавшей сквозь пышную крону буков. Чуть позже он увидел, как зимородок выпорхнул из своей норы и пронесся над самой поверхностью воды, почти касаясь ее крыльями. На берегу пахло чесноком, а на одном из полей он увидел семейство кроликов, которые смешно умывали лапками свои мордочки. Ни одного мгновения Франциск не чувствовал себя одиноким. Журчание и плеск воды, блеяние овец и ягнят – вот что составляло ему компанию. Он утратил всякое ощущение времени и мог идти вот так целую вечность, думая о реке или замышляя, как досадить Кейт.
– Река жизни, – тихо сказал он самому себе. – Исток прекрасной реки.
Уже наступил полдень, стало очень жарко, и местность вокруг начала меняться – появились холмы. Франциск понял, что подошел к предгорью. «Далеко, далеко в горах!» Кажется, он уже был там. Река стала заметно уже, но он даже не догадывался, что она стала совсем не мельче, а наоборот – глубже.
И вот, обогнув лужайку, он увидел то, что искал, – искрящийся ручеек сбегал по золотистым камушкам и впадал в реку. Незабудки и лютики росли по обеим его сторонам, и кое-где темнели болотистые топи. Франциск задрал голову – если он пойдет вдоль этого ручья, поднимаясь все выше в горы, то, возможно, сможет найти исток реки. Он снял сандалии, приладил их себе на шею и стал взбираться на склон, по которому сбегал ручей.
Ему приходилось нелегко, потому что иногда склон становился очень крутым и в этих местах ручей прерывал свой быстрый бег и весело прыгал с высоты, словно небольшой водопад. Время от времени ему приходилось цепляться за пучки травы и папоротника, а иногда холмы расступались и на его пути возникало пастбище, усеянное яркими звездочками маргариток. Оглядываясь назад, где-то внизу он видел сверкающую ленту реки, петлявшую между плакучих ив, ольховых деревьев и исчезавшую за грядой холмов. Да, чтобы найти главный исток реки, мне придется подрасти, но пока я займусь этим ручейком, думал Франциск. А теперь вперед, к вершине.
Франциск почти уже пришел. Он шагал вдоль раскинувшегося на склоне поля, и ему казалось, что еще никогда он не видел такой зеленой травы. На ней резвились ягнята и паслись овцы. Близилось время стрижки, и их длинная шерсть казалось легкой и белоснежной, как плывущие по небу облака. Идти стало легко, потому что ручей теперь бежал по пастбищу и вел к дому, что стоял на самом гребне холма, окруженный толстыми стволами лиственниц.
«Наверное, человек, который живет в этом доме, ухаживает за источником, – подумал