У каждого своя война
Шрифт:
Сергей Андреевич долго думал, пытаясь облечь мысль в слова:
– Не делать ближнему того, чего не хочешь, чтобы сделали тебе, — наконец медленно выговорил он.
– Пожалуйста, поподробней. Чего не делать? Не обкрадывать, не обижать, не уводить жену ближнего, не лгать ближнему, не убивать его…
– Ну да! Это же так ясно!
– То есть не творить зла, не так ли? — торжествующим тоном вопрошал Феликс Иванович. — Вот мы и вернулись к нашему любимому, незаменимому злу!
– Ну вас к чертям, Феликс Иванович,
Феликс Иванович смеялся, и смех его был похож на воронье карканье, а в глазах переливалось откровенное издевательство.
– То-то, голубь вы мой сизокрылый, марксист вы мой, ленинец! Без зла нам жить невозможно! Чему тогда добро противостоять будет? Но это все абстракции.
А вот в нашей с вами распаскудной жизни кто является конкретным носителем зла?
– Злой человек, — удрученно вздыхал Сергей Андреевич, в который раз понимая, что спорить с Феликсом Ивановичем бесполезно.
– Верно, злой человек. Синонимы будут — плохой человек, жестокий, отвратительный, негодяй... А скажите-ка мне, вы хоть раз встречали негодяя в чистом, так сказать, дистиллированном виде? Нет, наверное?
– Наверное, нет... — нехотя соглашался Сергей Андреевич.
– Чудесно! А может ли один и тот же человек сегодня быть негодяем, а завтра — благородным носителем добра, благодетелем?
– Все зависит от степени негодяйства и степени благородства.
– Оставим пока степени и дроби, я спрашивал вас — в принципе может или нет?
– Н-ну-у... может, наверное.
– Совсем расчудесно! Так кто же тогда такой наш несчастный Зубаткин?
– Негодяй! — выпалил Сергей Андреевич.
– Не торопитесь, голубчик, и не горячитесь, — усмехнулся Феликс Иванович.
– А как еще можно назвать человека, кравшего продукты у раненых? Пусть его трибунал судит — они разберутся, кто он такой.
– Они-то разберутся, — вздохнул Феликс Иванович. — Мне важно, чтобы вы разобрались.
– С вами, Феликс Иваныч, без пол-литры не разберешься.
– А вы примите стакашку, разве я возражаю?
Сергей Андреевич с досадой налил себе спирта, разбавил его водой из закопченного котелка и, морщась, выпил.
– А как он морщится, гос-споди, — осуждающе покачал головой Феликс Иванович. — Будто слабительное пьет... Не-ет, родной вы мой Сергей Андреич, не станете вы философом.
– По-вашему, чтобы стать философом, нужно быть пьяницей?
– Всенепременно, — убежденно кивнул Феликс Иванович.
– Я, между прочим, не стремлюсь ни к тому, ни к другому.
– Успел заметить... Итак, вернемся к нашему Зубаткину, капитану медицинской службы.
– Да ну его к черту, мразь эту! — отмахнулся Сергей Андреевич. — И так про него битых два часа толкуем — слишком много чести!
– Ай-яй-яй, какой вы жестокий... — опять осуждающе покачал головой Феликс Иванович. — Впрочем, молодые все жестокие, н-да-а... А вот вы вспомните, пожалуйста, как летом госпиталь горел от зажигалки.
– Помню, конечно.
– А помните, как капитан Зубаткин обгорел, вытаскивая лежачих раненых из огня? Рискуя собственной жизнью — это я вам ответственно говорю, сам видел.
– Ну и что? Раз он такой герой, разрешить ему воровать продукты у тех же раненых? — недовольно спросил Сергей Андреевич.
– Разрешать не надо, но и удивляться не надо. Зло без добра не существует, и если в мире исчезнет первое, то не будет и второго... Я был бы, наверное, самым великим человеком на свете, если бы смог провести четкую линию между добром и злом. Увы, этого сделать невозможно.
– О боже мой, Феликс Иваныч, никак в толк не возьму, к чему все эти глубокие рассуждения?
– А я и сам не знаю, душа моя. Человеку свойственно рассуждать, именно это отличает его от других живых тварей на земле... — Феликс Иванович снова налил себе из фляги спирта, разбавил водой, выпил и заходил по землянке, нюхая корочку.
– Вот вы про Зубаткина рассуждаете, а ведь он поступил как скотина даже по отношению к вам, начальнику госпиталя. На все добро, которое вы ему сделали, он отплатил вам самым натуральным злом! А вы тут вспоминаете, как он раненых из огня выносил! Не он один, все выносили! Попробовал бы отлынивать…
Феликс Иванович остановился, долго смотрел на Сергея Андреевича, наконец спросил:
– А вы замечали, дорогой мой, как очень часто один человек платит другому злом на то добро, которое тот ему сделал? Первый медленно начинает ненавидеть второго, ибо все время чувствует свою зависимость от благодетеля, хотя тот, заметьте, никогда и ни при каких обстоятельствах не напоминает ему об этом. Но человек, которому бескорыстно сделали добро, в глубине души не верит в бескорыстие и все время ждет напоминания, а то и требования отплатить таким же добром, и в ожидании этом томительном зарождается ненависть. В конце концов при случае благодетелю обязательно отплатят... Чем же, вы думаете?
– Хотите сказать, злом?
– Именно, голубчик! — повеселел Феликс Иванович. — Вы определенно делаете успехи.
– Ваш вывод, Феликс Иванович, — вообще не следует делать добра.
– Ну я был бы последним бараном, если бы сделал такой вывод. Но всегда — вы слышите меня, юноша бледный со взором горящим, — всегда в ответ на добро следует ожидать зла! И наоборот!
– Как это? — опять не понял Сергей Андреевич.
– Вы замечали, наверное, как один человек постоянно причиняет зло другому? Причиняет зло многим людям, даже целому народу, не боится и причиняет, причиняет... В результате, голубчик, отдельный человек или даже целый народ сначала ненавидит своего злодея, боится, а потом начинает любить его, да, да, любить страстно, до самозабвения!