У каждой ночи свой рассвет

Эм Ленская

– Что именно?

– Ну, – в голове крутились кадры из классических фильмов о вампирах, «Дракула» Стокера и прочие известные каждому мифы. Я помнил, что говорил мне Дружинин, но, полагаю, по вампирским меркам он был еще крайне молод и вряд ли знал, что творилось пару столетий назад, – подобное положение между людьми и вами… нами, – быстро исправился я.

– Конечно, нет, – со вздохом признался доктор. – Вражда, и неважно кто стоит по каждую сторону баррикад, всегда имела место. Порой наставали очень темные времена, отголоски которых обосновались в преданиях и фольклоре. Да-да, –

подтвердил Хиршман, заметив мой слегка удивленный взгляд, – как говорят, non est fumus absque igne – нет дыма без огня. Но также были и те, кто всеми силами стремился к миру и равновесию, потому в каждую эпоху люди и вампиры заключали соглашения. По одному из таких наши виды и взаимодействуют сейчас.

– То есть вы хотите сказать, что посвященных в существование вампиров гораздо больше, чем просто те, кому пришлось столкнуться с ними в кругу семьи или, например, среди друзей?

– Ja, – Хиршман кивнул. – Естественно, люди, обладающие сведениями и знаниями о мире вампиров, не случайные прохожие. Существует своего рода некое сообщество, с кем Круг ведет переговоры в случае необходимости или обострения отношений.

– Вроде ордена тамплиеров? – пошутил я, но улыбка быстро испарилась, когда Хиршман хмыкнул и вполне серьезно посмотрел на меня.

– Между прочим, отчасти вы правы, Эмельян. Закрытые и тайные ордены всегда служили хранилищами секретов, о которых не следовало распространяться. Не мог же Круг доверить жизни сотен собратьев сборищу неграмотных крестьян.

– Вы серьезно? – усомнился я, насупившись. Казалось бы, сложно удивляться чему бы то ни было, после того как тебя обратили в вампира, но я все еще был на это способен.

– Вполне, – ответил Хиршман, однако хитрая усмешка на его губах окончательно сбила меня с толку. Ладно, к черту, все равно я никогда не был силен в истории.

– А кто контролирует соблюдение соглашения в настоящий момент? – плюнув на далекое прошлое, я вернулся к более насущным вопросам. Если исключить своеобразную время от времени манеру общения Хиршмана, то сейчас он единственный, из кого я мог вытянуть максимум сведений.

Услышав вопрос, док на мгновение задумался, а затем расплывчато ответил, явно намереваясь сменить тему.

– Я всего лишь врач, но могу заверить вас, что Круг заботится о нашем благополучии. Мы должны доверять им.

Я не стал расспрашивать, навлекая возможные последствия, но его слова давали почву для размышлений. Что если существует некая опасность? Почему Хиршман замял разговор, будто намеренно пытался скрыть от меня что-то? И с какой целью? Возможно, я копал слишком глубоко там, где ничего не зарыто, но теперь меня грызли сомнения.

– Давайте присядем? – Хиршман чуть потянул меня в сторону, и только тогда я заметил скамейку возле массивного ствола одного из деревьев.

Хиршман присел в пол-оборота, закинув ногу на ногу. Сцепив свои ухоженные пальцы в замок, он разместил ладони на колене. По сравнению с ним, я разместился довольно неуклюже, поджав под себя одну ногу, а руки спрятал в карманах. Шерстяное пальто, любезно выданное мне, приятно грело, поэтому поутихший с утра ветер не доставлял абсолютно никакого дискомфорта.

– Что произошло с Кириллом перед тем, как вы его обратили? – выпалил я раньше, чем Хиршман завел очередную беседу.

– Полагаю, сам он отказался ответить на ваш вопрос, раз вы пытаетесь выудить эту информацию из меня? – спросил док, и я боялся, что сейчас он отругает меня за чрезмерное любопытство и попытку вторжения в личную жизнь.

– Да, – не стал юлить я. – Но по пути сюда я уловил часть его… даже не знаю, как сказать… боли, – вряд ли другое слово могло полностью отразить то, что я ощутил тогда в машине.

– И что она вам поведала? – с интересом полюбопытствовал Хиршман.

– Кирилл лишился кого-то очень близкого. Та потеря до сих пор не отпускает его.

– Вы правы, – печально подтвердил доктор, смахивая невидимую пылинку с брюк. И тут меня осенило: он, как и я, связан с Дружининым. Значит, доктору Хиршману приходилось переживать хотя бы в малой степени те чувства, ту боль, что изводила Кирилла.

– Кто это был? – я замер в ожидании ответа, надеясь, что хотя бы док не станет избегать этой темы.

– Его жена и маленькая дочь.

Повисла тишина. Не знаю, чего я ждал, но услышанное на мгновение будто выбило весь воздух из легких. Кирилл был женат, у него был ребенок. Он вел обычную жизнь, имел работу, которую любил, и в одночасье все это перестало для него существовать, а сам он остался лицом к лицу с потерей, которую не в силах был восполнить.

– Как это произошло?

– Авария, – Хиршман снял очки, потер глаза и, продолжая держать очки в руках, отвел взгляд. – Он с семьей возвращался от друзей. Из-за поворота им навстречу вылетел грузовик и буквально отбросил автомобиль Дружининых в бетонный столб, а затем, потеряв управление, въехал следом. Удар пришелся в пассажирское сиденье, на котором сидела его супруга. Она умерла мгновенно. Дочь – малышке было всего два года – скончалась следом от полученных травм. Я был свидетелем многих смертей, но прибыв на место происшествия с милицией в качестве врача, испытал настоящий шок.

Моя рука непроизвольно подлетела к лицу. Я накрыл рот, будто боялся, что скажу нечто невпопад, но слов не было.

– Я едва распознал остатки жизни, теплившиеся в Кирилле, поэтому времени для раздумий не особо оставалось. Смерть унесла его молодую жену и их кроху, позволить забрать еще и его я просто не мог.

Глаза заволокло от предательских слез, будто и не моих, и я хлюпнул носом, но Хиршман не обратил внимания, полностью погрузившись в воспоминания того страшного дня.

– Он находился в прескверном состоянии, и я констатировал, что пострадавший еще жив и приказал отнести тела его семьи в карету скорой помощи, а сам, оставшись, ввел Кириллу под видом медикаментозных препаратов сначала свой яд, затем кровь. Из-за ранений обращение шло медленнее, чем должно, и в какой-то момент я даже допустил, что организм не справится. Но Кирилл выкарабкался, и тогда я забрал его к себе.

– А как же родственники? – ясно, что родители Дружинина уже мертвы, но тогда те вряд ли были дряхлыми стариками. – Неужели рядом никого, кроме вас, не было?