У края темных вод
Шрифт:
— Все было так, как я тебе рассказал. Я спрыгнул на нее. Спрыгнул нарочно. Но я вовсе не хотел убить ее. Поверь мне!
— Верю, — сказала я.
— Это не снимает с меня вины, — сказал Терри. — Но мне важно, чтобы ты знала: я не хотел убивать ее. Не хотел, чтобы она умерла.
Дверь распахнулась. Джинкс вошла, подошла к кровати, легла поперек и уронила руку Терри на грудь:
— Я все слышала! Почему же ты не рассказал и мне тоже? Почему я вынуждена подслушивать за дверью?
— Я бы и тебе рассказал, — сказал Терри. — Она спросила, и я ей ответил. Но я и тебе собирался рассказать.
Я глянула в распахнутую дверь. Мама в отличие от Джинкс ничего не слышала, доносился ее негромкий храп. Хоть хлопушки взрывай, она бы и не шелохнулась.
Я тихонько притворила дверь. Джинкс так и лежала, обнимая Терри. Уцелевшей рукой он похлопал ее по локтю.
— Не следовало ей тебя дразнить, — сказала Джинкс.
— Это не оправдание, — ответил Терри.
— Все вышло не так, как надо бы, — сказала Джинкс. — Ты таков, каков ты есть, Мэй Линн порой чересчур задавалась. С какой стати она взялась лечить тебя? И вот что я тебе скажу — может, тебе от этого легче станет: я попыталась убить старуху, которая тут жила, причем нарочно, а не случайно. Хорошо, что пушка была не заряжена — щелкнула, и все, а ночью старуха сама собой умерла.
— Так-то лучше, — вздохнул Терри.
— Я была разочарована, — сказала Джинкс.
7
Решено было ничего не рассказывать маме, во всяком случае пока, а если Терри все-таки захочет и ей признаться, пусть делает это сам, когда пожелает. Оттого, что теперь я знала правду о смерти Мэй Линн, легче мне не стало, но я поверила каждому слову Терри и радовалась уже тому, что он, по крайней мере, не нарочно ее убил. По правде говоря, к Мэй Линн я после этого рассказа стала относиться чуточку хуже — в общем-то почти что совсем разлюбила ее.
Мы просидели взаперти целые сутки почти без воды, без нормальной еды — оставались только приготовленные мамой овощи, и те прокисли. Выбор был прост: или выйти из дома и попытаться раздобыть жратву, или запереться в кладовку со старухой и ждать смерти. Мы не знали, бродит Скунс рядом или нет, — судя по тому, какие о нем рассказывали истории, он, скорее всего, подстерегал нас. Но страхом сыт не будешь. Нужно было приволочь в дом хоть какую-то пищу, хоть ежевику и лягушачьи лапки.
И к тому же старуха в кладовой. Она уже начинала пованивать. Надо было вытащить ее во двор и похоронить, иначе нам в хижине было не житье.
Все эти проблемы я обдумывала и взвешивала, бродя по дому в поисках каких-нибудь припасов, сухих бобов или гороха или крупной крысы, а нашла старую жестянку. Внутри лежали выцветшие, некогда голубые, ленточки, кусочек веревки и прочий мусор, и фотографии молоденькой девушки и не такого уж молодого мужчины. Мужчина опустил руку на плечо дочери и выглядел так, будто что-то внутри у него запеклось, застряло, да так и протухло. Этой девочкой была наша старуха много лет тому назад. Я узнала ее, какое-то сходство все же оставалось, но на фотографии она выглядела счастливой. Часто ли в детстве и юности она чувствовала себя счастливой? Трудно вообразить такое, но здравый смысл подсказывал — бывало. А вот мужчина на фотографии казался таким же разочарованным, злым на весь мир, какой она сделалась к старости. К концу жизни она уподобилась своему отцу.
Я убрала фотографии в жестяную коробку и поставила ее на место.
Поскольку никакой еды в доме не обнаружилось, решено было разделиться: кто-то остается с Терри, а кто-то отправляется в большой мир на поиски пищи и заодно притащит в дом банки с деньгами и с прахом Мэй Линн. Других вариантов не предвиделось: Терри еще не настолько очухался, чтобы класть его в лодку и плыть дальше по течению, в Глейдуотер.
Нам требовался план, и мы его составили. Не такой план, какой приводят в стратегических учебниках для военных, но вполне ничего себе план, и состоял он в следующем: мы с Джинкс берем пистолет и отправляемся за водой, едой — какую уж найдем — и за банками с деньгами и прахом. Мама остается с Терри, для самозащиты у нее обрез. Но для начала мы возьмем заступ и закопаем старуху и отрезанную руку Терри. От одной мысли о мертвом теле и мертвой руке в кладовке, не говоря уж об их запахе, нас слегка подташнивало и хотелось поскорее от них избавиться.
План как план, Роберт Ли [3] и не такие составлял перед завтраком, но другого у нас не имелось.
Маму мы заставили — как она ни спорила — запереться изнутри. Джинкс несла пистолет, на этот раз заряженный настоящими пулями, и мы с ней прежде всего наведались на задний двор и, как и говорила старуха, нашли там подсунутую под дом лопату. В стороне от колодца мы выбрали участок, где земля была помягче, и стали копать поочередно — одна копает, другая держит наготове пистолет. Чтобы выкопать могилу достаточной длины и ширины, понадобилось два часа. Покончив с этим, мы вернулись к дому и покричали маме, чтобы впустила нас. Мы с Джинкс выволокли старуху из кладовки и понесли ее во двор, а маме снова наказали запереться изнутри. Джинкс пристроила пистолет поверх свернутого в рулон половика, мы взялись за голову и за ноги и кое-как дотащили труп в половике до ямы и там уложили ее. Джинкс забрала пистолет, мы подхватили старуху и сбросили ее в могилу. Врать не стану: сбросили мы ее без особых нежностей и не церемонились, тут же принялись забрасывать ее грязью, поглядывая при этом по сторонам, не подбирается ли к нам Скунс. Скунс не появился, и, как только мы засыпали яму, Джинкс взяла заступ и хорошенько прибила насыпь, сровняла ее с землей.
3
Ли Роберт — генерал армии конфедератов во время Гражданской войны между Севером и Югом, выдающийся полководец, пользовавшийся огромным авторитетом.
— Надо бы что-то сказать? — предложила я.
— Типа «хорошо, что ты подохла, старая ведьма»?
— А нельзя найти доброе слово? Типа «спасибо, что спасла Терри жизнь, отрезав ему руку».
— Ну вот ты его и сказала, — заметила Джинкс.
Мы вернулись в дом, прихватили коробку с пилой, куда всунули руку Терри, отнесли ящичек на поляну возле леса и там закопали.
Следующий маршрут — к реке, забрать банки из-под сала и поискать еды. Никаких признаков присутствия Скунса я так и не заметила, но у меня появилось такое неприятное чувство, какое бывает, когда за тобой кто-то исподтишка наблюдает. Пока мы рыли могилы для старухи и для руки, я ничего такого не чувствовала, но теперь это ощущение сделалось сильным, как щелочное мыло. Может, то был Скунс, или птички за нами наблюдали, или фантазия разыгралась, но, так или иначе, кожа у меня на шее, пониже затылка, зашевелилась, поползла змеей.
Спустившись к реке, мы наткнулись на здоровенные, свежайшие отпечатки башмаков в грязи у воды, а у лодки, которую мы оставили под деревом, было прорублено топором дно. При виде этого у меня и волосы на затылке встали дыбом, ощетинившись, точно дикобраз, я принялась озираться по сторонам, и Джинкс тоже завертелась с этим здоровенным пистолетом в руках, но ни одна из нас ничего не увидела. На этом месте все еще слегка пованивало, но, может быть, это мне тоже примерещилось.
Джинкс караулила, а я наведалась к банкам, спрятанным в зарослях ежевики. Банки оказались обе на месте. Я схватила их, и мы замерли, думая, что дальше-то делать.
— Он испортил лодку, чтобы мы не сбежали от него, — сказала Джинкс.
— Не обязательно плыть по реке, — заметила я.
— Не обязательно, — кивнула Джинкс, — но на реке ему труднее было нас догнать, а чем идти пешком через лес, мы с тем же успехом можем прямо сейчас отрубить себе руки и перерезать горло.
— Выбора все равно нет.
— Пока что у нас есть хижина, это уже что-то, — сказала Джинкс.
— Там нет еды, — напомнила я.