У кромки прибоя
Шрифт:
— И уж разумеется, он не стоит слез. — Томас пересек комнату и, подойдя к девушке, грубо поднял ее на ноги и слегка потряс. — Прекратите плакать, черт возьми!
Его раздражение только напомнило ей о том, как глупо она себя вела, отчего слезы полились еще сильнее. Мэри верила, что Генри испытывает к ней искренний интерес, она даже начала влюбляться в него, а сейчас казалась себе беспросветной дурой. Юной и впечатлительной!
— Мэри! — Томас снова встряхнул ее. — О Господи! — Он повысил голос, недовольный ее слезами.
Девушка отчаянно старалась
— Нина просила вас не поминать имя Господа всуе, — прошептала Мэри в попытке хоть как-то разрядить обстановку.
Однако ее слова не произвели на Томаса никакого впечатления.
— Плевать на то, что говорит Нина, — проскрежетал он. — И плевать на то, что может сказать Генри. Плевать на всех них! — Он заглянул в глаза Мэри. Его руки по-прежнему крепко сжимали хрупкие девичьи предплечья. — О, пропади все пропадом, — пробормотал Томас, прежде чем его голова склонилась и рот завладел губами Мэри.
Яростно! Властно!
Мэри была так поражена, что даже не сделала попытки освободиться из плена этих рук, а его рот безнаказанно продолжал свои безумства. Ее целовали и раньше — совсем недавно! — но никогда так.
А затем злость, казалось, покинула Томаса. Его руки больше не сжимали стальными тисками ее предплечья, а нежно прижимали к себе. Рот мягко, словно пробуя на вкус, касался ее рта, заставляя судорожно пульсировать кровь в жилах Мэри. Она незаметно для себя начала отвечать на ласки, руки медленно поднялись и легли на его плечи. Она встала на цыпочки, чтобы сделать поцелуй более интимным.
Томас принял это приглашение, с силой притиснув ее к себе. Его рот возбуждающе задвигался вокруг ее губ, а язык слегка проник за их мягкую преграду. Тело Мэри охватило пламя. Все в ней ликовало, и она мечтала только о том, чтобы это длилось вечно…
Но все закончилось неожиданно, когда Томас отстранил ее от себя. Его глаза вновь помрачнели и стали почти черными.
— Вы не любите Генри, Мэри, — холодно процедил он сквозь зубы. — Вы никого не любите. Иначе не целовали бы меня так, как только что. Поэтому прекратите ваш проклятый плач и ступайте делать то, за что вам платят, — присматривать за Ниной!
Он повернулся на каблуках и вышел из комнаты так же внезапно, как вошел.
Мэри в замешательстве смотрела ему вслед глазами, полными смущения и отчаяния…
5
— Что, скажи на милость, происходит между тобой и Томасом?!
Мэри только что спустилась из детской, неся поднос с остатками завтрака. Она не видела Генри после вчерашнего короткого разговора. Она вообще не встречала сегодня ни единого члена семейства Тэлфорд, за исключением Нины, и не знала, как посмотреть в глаза Томасу после случившегося прошлым вечером.
Девушка испуганно взглянула на Генри — ведь не знает же он, что Томас поцеловал ее? И, что еще более важно, о ее ответном поцелуе?
— Что ты имеешь в виду? — настороженно спросила Мэри, держа перед собой поднос как щит.
Генри негодующе уставился поверх него на девушку.
— Да оставь ты эту проклятую штуковину! — с раздражением приказал он и, не дожидаясь, пока она сделает это, выхватил поднос у нее из рук и с грохотом швырнул на стол, стоявший в центре огромного холла. Чашки подпрыгнули на блюдцах, но, к счастью, ничего не разбилось. Ничуть не заботясь о посуде, Генри обернулся и сердито взглянул на Мэри. — Томас только что сообщил мне, что через несколько часов ты едешь в Эдинбург! — тоном обвинителя заявил он.
Она испуганно посмотрела на него.
— Правда?
— Правда! — отрезал он. — Итак, что происходит?
Ей и самой хотелось бы знать, поскольку она впервые слышала о поездке в Эдинбург! Вообще-то не было ничего необычного в том, чтобы няня сопровождала в поездке семью. Необычным это казалось для Томаса Тэлфорда. А после того что произошло между ними вчера вечером, и вовсе странным.
Господи, при одной мысли об этом она испытывала сильное волнение!
— Мэри! — Генри требовал ответа.
А у нее его не было. Она не имела представления о том, зачем они едут в Эдинбург и на какое время.
— Ты уверен: он сказал, что и я тоже поеду?
— Абсолютно, — мрачно подтвердил Генри.
И, зная Томаса — даже так мало, как она, — Мэри не сомневалась, что тот с удовольствием объявил об этом брату.
— И что же прикажешь делать мне, пока ты будешь сопровождать в Эдинбург моего брата? — с раздражением поинтересовался Генри.
Мэри взглянула на него расширившимися от недоумения глазами. Учитывая то, что Генри провел вчерашний вечер с невестой, ее родителями и своей матерью, обсуждая приготовления к свадьбе, назначенной на Рождество, он мог бы хотя бы покраснеть, задавая ей подобный вопрос!
— Думаю, — осторожно сказала Мэри, — то же самое, что и последние пять дней: наслаждаться отпуском в кругу семьи со своей невестой! — Последние слова она произнесла отвердевшим от негодования голосом.
— Вот в чем дело! — Генри, понимающе усмехнувшись, на шаг отступил от нее. — Мы опять играем в эти игры? — с издевкой произнес он.
Она не понимала, что имеет в виду Генри, и практически отказалась от попыток это понять.
— Я только что сказала тебе, что Томас вообще ничего мне не говорил о поездке, поэтому как я могу играть в какие бы то ни было игры? — возмущенно спросила Мэри.
Генри оценивающе посмотрел на нее.
— Ты злишься на меня из-за свадьбы.
Злится? Она вообще сомневалась, что имеет право злиться по этому поводу. Поначалу Мэри была смущена, но смущение, похоже, уже прошло. Во всяком случае, теперь она испытывала его при мысли о совсем другом человеке…
— Вовсе нет, — ровным голосом ответила она. — Я уверена, что перенос свадьбы на более ранний срок устраивает всех. А сейчас, если позволишь… — Мэри попыталась пройти мимо, чтобы взять поднос, но Генри крепко схватил ее за руки. — Генри, мне больно!