У любви в плену
Шрифт:
Глава 15
Никогда не езди быстрей, чем летает твой ангел-хранитель.
Сойер покачал головой:
— Я не прошу тебя помогать мне.
— Не просишь. Я сама предлагаю.
Хлоя еще раз окинула взглядом полупустую гостиную, совершенно пустую столовую и такую же кухню.
Сойер знал, что она увидела. Она поняла, что это его жилище. Не дом.
— Ты должна уйти, прежде чем запах краски вызовет приступ астмы.
Хлоя открыла окна и включила два потолочных вентилятора.
— Этого хватит? — спросил он.
— Пока да.
Взяв пакеты с едой, она перенесла их в середину комнаты и опустилась на колени.
— Что ты делаешь?
— Устраиваю пикник. — Хлоя наклонилась, чтобы достать еду. — Присоединяйся.
Однако внимание Сойера было приковано к тому, как ее мини-юбка скользит вверх по бедрам.
— Если ты не сядешь, — пригрозила Хлоя, не глядя на него, — я съем все одна. Поверь, я так и сделаю, потому что умираю от голода.
Он сел. Она передала ему тарелку, потом достала из недр сумки бутылку вина.
— Я думала принести водки, хотела помочь тебе расслабиться. Но ты всегда такой стоический, что трудно сказать, нуждаешься ли в расслаблении.
Сойер безрадостно рассмеялся.
— Ты думаешь, ничто меня не беспокоит?
Хлоя улыбнулась.
— Пожалуй, кроме случая, когда я оказалось голой. В тот раз ты очень беспокоился.
Сойер покачал головой.
— Нет?
— Да, черт возьми. Но совершенно по другому поводу.
— Какому?
— Ты задыхалась.
Улыбка Хлои погасла.
— Да, зрелище не для слабонервных. Прости.
— Боже. Это не требует извинений. Ты помирилась с сестрами?
— Конечно. — Хлоя пожала плечами. — Тут моя вина. Я всегда была необузданной, кроме того, ненавижу, что они не хотят зависеть от меня. Я над этим работаю, но проблема в том, что окружающие склонны определять твой образ жизни. Тут ничего не поделаешь, остается лишь доказывать их неправоту.
Сжимая коленями бутылку, чтобы не упала, Хлоя нашла в таинственных недрах сумки штопор. Когда он соскользнул, она со вздохом досады обхватила пальцами горлышко бутылки.
— Дай сюда.
Сойер вытащил пробку, Хлоя наполнила два стакана, и оба приступили к еде. Через какое-то время она посмотрела на его пустую тарелку и улыбнулась:
— Теперь лучше?
Он кивнул:
— Спасибо.
— О, не мне. Это еда. И алкоголь. — Она вылила остатки вина в его стакан и достала вторую бутылку.
— Что еще находится в твоей сумке? — удивленно спросил Сойер.
— Все.
— Что-нибудь стоящее? К примеру, домашний маляр?
— Сейчас я твой домашний маляр. — Хлоя дотянулась за штопором, чтобы открыть бутылку номер два.
Сойер остановил ее.
— Ты пытаешься напоить меня?
— А это возможно? — поддразнила она.
— Нет.
Когда Хлоя наклонилась вперед, Сойер наконец понял, что тонкая черная полоска, не дававшая ему покоя, — это бретелька ее изящного бра. Во рту вдруг пересохло, он залпом допил остатки вина, и его не удивило приятное ощущение легкого опьянения.
— Я действительно могу красить. Если окна будут открыты и надену маску.
— Ни в коем случае.
— Ни в коем случае? — удивленно повторила Хлоя. — Не указывай мне, что я могу или не могу делать, Сойер.
Он со вздохом провел рукой по лицу, виня себя за приказ вместо просьбы.
Хлоя надела маску и посмотрела на него.
— Я знаю, ты просто беспокоишься, а не пытаешься быть высокомерным дураком, — милостиво сказала она.
— Знаешь? — усмехнулся Сойер.
— Да. Я большая девочка.
Хлоя выглядела прелестной. И сексуальной. Глаза у нее весело блестели, и он знал, что она улыбается, когда они приступили к работе. Хлоя тянулась вслед за валиком, скользившим вверх по стене.
— Твой отец в порядке? — спросила она.
— Отвратителен как черт, — ответил Сойер, глядя на ее голые ноги.
— Я слышала, что это приходит с возрастом.
— Значит, он всегда был старым.
— И у тебя случаются такие моменты.
— Ты считаешь, я похож на него?
— Я считаю, что порой генетика досадна. — Хлоя продолжала красить, не уделяя ему особого внимания.
Интересно, думал Сойер, имеет ли она в виду Фебу, которая обрекла ее на кочевую жизнь, или винит неизвестного отца, которого даже не видела?
Хлоя окунула валик в поддон с краской.
— Иногда я думаю, что во мне от моего отца. Был ли он… трудным, как я.
Сойер действительно любил Фебу, однако время от времени ему хотелось вернуть ее к жизни, чтобы задушить. Как она могла не рассказать Хлое об отце, не оставить ей ни сведений, ни воспоминаний — ничего?
— Ты не трудная, — сказал Сойер и, когда она фыркнула, улыбнулся. — Может, совсем чуть-чуть, но я это люблю.
— Не любишь. Трудных не любит никто, что и создает мне проблемы. — Хлоя потерла переносицу, оставив пятно краски на ней и под левым глазом.
Целых пять минут они работали молча.
— Думаешь, он бы любил меня? — небрежно спросила она. Слишком небрежно. — Мой отец.
— Я думаю, он бы гордился тобой, твоим добрым характером и силой духа, тем, как ты живешь.