У моря Русского

Крупняков Аркадий Степанович

Нет, хотя звание есть. Можно прийти и сказать сурожскому купцу: «Утеклец я, лесной бродяга, не отдашь ли за меня свою дочь?»…

А может, бросить ватагу и стать холопом сурожца? Нет, тоже негоже, никогда не слышал Василько, чтобы богатый человек отдавал свою дочь холопу. И не только в этом дело: ватагу оставлять нельзя. Как покинуть друзей, которые так доверчиво вручили ему свои судьбы, свои жизни. Бог знает, как сложится их доля, если поведет ватагу Филька Черный, тот самый цыгановатый парень. Горячий и легкодумный человек погубит в разбое людей. Нет, ватагу Сокол не бросит!

И как знать, может, именно

здесь найдет Сокол свое счастье! Если девушка любит по-настоящему, не оставит она любимого. Дорога в лес ей известна… А вдруг забудет? Сердце девичье переменчиво.

— О чем задумался, Вася? — спросила Ольга.

— О словах твоих.

— Много говорено — напомни.

— Чтоб к отцу твоему идти.

— Надумал?!

— Нет, Ольга. Не могу я холопом, особливо, если ты будешь рядом. К горю и беде приведет это. Холопом не буду!

— Гордый ты. Оставайся атаманом. Кем бы ты ни был — я буду любить только тебя. Любить вечно, всегда. Буду ездить к тебе в лес.

— А потом?

— Бог даст — вместе будем. Обоим надо думать об этом.

— Если бы! — Василько привлек к себе Ольгу.

Ужинали недолго. Ватажники, сорвав каждый по лопуху, подходили к очагу, и Ольга накладывала им в листы по две большие ложки каши.

Скоро двинулись в путь. Впереди Козонок, за ним атаман. Третьим шел Ивашка, держась за стремя седла, в котором сидела Ольга. Ватажники шли следом.

Ночь, как и прошлая, была лунной, светлой. Атаман и Ивашка перед тем, как двинуться в путь, долго говорили с Козонком, который места окрест Сурожа знал хорошо. На куске полотна обугленной головней Федька довольно верно изобразил берег моря, точками указал Кафу, Сурож и Солхат, извилистыми змейками нарисовал дороги и тропы, а затем предложил места, где можно разбить стан для ватаги.

Велики и суровы приморские горы, поросли они дремучим лесом на много верст вокруг — есть где укрыться.

Выбрали Черную скалу. К ней и идет сейчас ватага.

* * *

На живописных холмах, что раскинулись правее большой дороги на Солхат, стоит татарский аул. Сакли неумело приткнуты на пригорках. Неуютны они, мало пригодны для жилья. Это и понятно — не умеют татары строить, совсем недавно их предки — кочевники — свободно и хорошо обходились шатром или юртой, а то и вовсе ночевали в степи под открытым небом.

Широко разбросанный аул издали походил на кочевье. Только в одном месте, где начиналась узкая горная дорожка на Сурож, сакли стояли теснее. Здесь находилась старая корчма, вокруг которой и разрослось селение.

Низенький, сложенный из камня дом с двумя подвалами стоит на пригорке, над плоской крышей длинный шест. На шесте развевается конский хвост, чуть ниже укреплена половина выдолбленной и засушенной тыквы. На безмолвном языке дорог это означает: «Путник, стой! Здесь найдешь ты стойло для коня и сможешь утолить свою жажду соками земли». На Солхат ли, на Кафу или на Сурож едет путник — ему не миновать корчмы. Всем-пешим и конным дают здесь приют. Хозяин корчмы, хитрый старый армянин Геворок, не то шутки ради, не то ради приманки каленым гвоздем выжег на двери пять слов: «Еда, вино во вторник даром». Эта шутка запросто разорила бы Геворока, если бы он во вторник каждой недели не уезжал в Сурож или Солхат за товарами и провизией, запирая наглухо двери корчмы.

Многие путники знали это и по вторникам, минуя корчму, смеялись про себя. Татары прозвали корчму «салы», что значит — вторник. И прилепилось это имя к заведению Геворока, а затем и к селению [33] .

Если идти от аула Салы на юго-восток через лес, то, пройдя верст пятнадцать, а может, и немного более, выйдешь к невысокой горе. Стоит она в низине одна, как в гигантской чаше, а вокруг высокая гряда гор-утесов. За ними — море. У основания горы возвышается скала. Издалека она похожа на стену крепости, которая полукругом обнимает гору с запада. Вершина скалы ровная, словно руками человеческими обтесанная.

33

Селение Салы — ныне Грушевка.

Камень в скале черный с красными прожилками, потому и назвали люди это место Черным камнем. В редких щелях растут цепкие сосенки, да кое-где пробивается зеленая трава. За скалой гора вся поросла густым могучим дубняком да орешником. Между скалой и склоном горы широкая поляна. На поляне всегда тихо: ветру не пробиться сюда — с запада поляна, как щитом, прикрыта скалой, с севера и с востока — горой. Только к югу открыта эта благословенная полоска земли.

Если сойти с поляны вниз, увидишь: в густом зеленом кустарнике журчит быстрый ручей.

Лучшего места для ватажников не найти.

Ватага шла неспешно, с предосторожностями. Через дороги перебегали скрыто, по одному. К Черному камню подошли после полудня. Сокол собрал людей и разослал их во все стороны.

— Пусть каждый отойдет от поляны на две-три версты и осмотрит, что там есть. Вам здесь жить, вам и место облюбовывать. Потом решим — быть тут или иное искать.

— Лучшего не найти, — сказал Козонок, когда люди разошлись. — В скале пещера есть на случай непогоды. Обживай место, Василько, а нам пора и честь знать. Ольгу, поди, отец заждался, затревожился, да и меня хозяин за задержку не помилует.

— Пойдем, Оленька, соберу тебя в дорогу, — сказал Василько, и они пошли к стоянке лошадей.

Козонок подошел к Ивашке. Тот снова лежал, прислонившись спиной к дереву, и о чем-то размышлял.

— Тяжелую думу думаешь, Иване, — произнес Козонок. — И знаю какую. Я вот что тебе скажу: оставайся ты пока здесь. Я тоже у Негро недолгий жилец — при случае к вам в ватагу махну. Ты здесь нужен. Атаман молод, хотя и смел. Мудрость ему твоя будет полезна. О сем подумай.

— Позови ко мне Ольгу, — попросил Ивашка.

Ольга и Сокол подошли к нему вместе.

— Ты прости меня, Оленька, за то, что звал. Болен я и далее идти не могу. Я здесь покамест останусь, а поправлюсь ужо и у вас побываю. Спаси бог твоего отца, что не дал умереть в неволе. Особливо тебя благодарю. Если б не ты да не Козонок… Всю жизнь помнить буду вашу доброту. Кланяйся отцу, скажи, земной поклон, мол, шлет.

— Спаси тебя бог, дядюшка Иван, — ласково проговорила Ольга. — Не тебе, а мне благодарить надо. Если бы не ты, не нашла бы я радость мою. — И она прижалась к руке Василька. — Выздоравливай скорей, ты в нашем доме всегда будешь желанным. Приходи.