У нас в саду жулики (сборник)
Шрифт:
Вообще-то Сему зовут Юра, и откуда пошло прозвище Сема, теперь уже трудно припомнить. Но такая уж сложилась традиция. У нас во дворе, например, Андрюша на самом деле Толяка, а как зовут Бабона, вообще никто не знает. А Женьку Баскакова даже его младший брат Виталик называет презрительно Жид. И почему, тоже не совсем понятно. Зато сам Виталик считается чистокровно русский. А когда ехали из Москвы в тамбуре электрички, то, выводя на запотевшем стекле неприличные слова, Сема все меня агитировал «заделать у родичей бриллианты». Сема почему-то подозревает, что бриллианты хранятся у нас в жестянке из-под монпансье.
И ночью, когда
– Ну, че, Киновер, попугаем старую жидовку?!
И вместо того чтобы вцепиться Семе в горло и надавить, все нажимая и нажимая на кадык, мы подкрадываемся к бабушкиной халупке, и, приподнявшись на цыпочках, я тюкаю прутиком в бабушкино стекло. И тут же зажигается лампа. И с криком «Гриша, это ты?» и так потешно заметавшись, бабушка вскакивает с кровати и, нашарив шлепанцы, тащится открывать папе дверь.
А утром, когда ели «творожок со сметанкой» и на веранду вышел папа, Сема, перепутав папины инициалы, застенчиво заулыбался:
– Доброе утро… Марк Григорьевич…
– И как это все-таки закономерно, – любила повторять мама, – что у таких простых работящих родителей такие приличные дети!Ничья
В Казарменном переулке открыли магазин самообслуживания, и мы с Анисимом решили устроить день открытых дверей: улучили момент и, заделав по продукту питания, рванули…
Я думал, Бабон меня похвалит, но в пакете оказалась вермишель.
– Неси, – шипит, – сука, мармелад…
А у Анисима распотрошил пакет с гречневой крупой.
Ваши карманы
1
Я спускаюсь по лестнице и, не выходя из подъезда, пристраиваюсь на подоконнике. Снимаю ботинок и, аккуратно свернув четвертак, засовываю его в носок. Выворачиваю из штанины карман и вместе с алтушками вытряхиваю вчерашний сучок. А «ваша зелень» куда-то обломилась. Один сучок зеленью не считается, и теперь надо быть начеку.
Наблюдая из окна газон, я прикидываю к нему самый безопасный маршрут. Но, сколько ни прикидывай, опасность грозит из каждой щели. И даже из мусорного бака. Можно, конечно, подняться на чердак и, воспользовавшись крышей, уйти, минуя двор, через дом 14/6. Но нет никакой гарантии, что чуткий дядя Миша, уловив раскаты кровли, не встретит в Большом Вузовском переулке метлой.
Наш газон, если наточить на него карандаш, в своих оттенках не такой уж зеленый. Скорее бледно-коричневый с чахлыми островками травы. Когда-то дядя Миша поливал ее из шланга, и даже хотели посадить цветы. Но у нас не та почва, и вместо клумбы подобием стола навалена куча ящиков, где, венчая пейзаж, как будто на курьих ножках, красуется обглоданный бильярд. Кто-то выбросил его на помойку, и теперь он у нас вместо красного уголка.
Сказочных ножек, правда, всего только две, и, вместо двух недостающих, краснеют два кирпича. А вместо одной из луз разодранным сукном кудрявится черная дыра, и наши карапузы окрестили ее не совсем красивым словом. И в эту лузу никто никогда не целится. А если все-таки попал, то, значит, этим словом «накрылся». Или «загнал дурака». А шарики, точно в Парке культуры и отдыха, выдает вместе с кием Бабон. Он их недавно украл в садике Милютина.
2
Анисим собрал шары и, поводив треугольником по сукну, выстраивает пирамиду.
– Ну, чего, – улыбается, – Сундук, разбивай…
Я приноравливаю кий и, выбрав
– Иди, гнида, сюда! – поигрывая желваками скул, выпаливает мне в знак приветствия Бабон, и за его спиной вырастает маленький Петушок.
– А вот и наш Сундучок… – привычно фиглярничает Петушок, – дай, Сундучок, поиграть… – и, навалившись, Бабон выхватывает у меня кий.
Я бросаюсь на Бабона и, вцепившись в кий, тяну его на себя.
Бабон его поворачивает и, вывернув до упора, отсекает от него пальцы. Хватает меня за шиворот и, пригнув к столу, проводит моей щекой по сукну. Сгребает пятерней пирамиду, и несколько шариков, точно давая от Бабона деру, укатываются по лузам.
– Ну что, Сундучок, – все продолжая кривляться, улыбается Петушок, – проиграл…
Я бросаюсь на Петушка, но Петушка голыми руками не возьмешь: выскользнув из моих объятий, он, как подкошенный, валится на землю. Лежачего не бьют.
Кий валяется на земле, и я поднимаю глаза на Бабона. Но Бабона уже нет. Петушок выползает из-под стола и, отряхнув свой вельветовый костюмчик, испаряется.
Анисим топчется на месте и, сощурившись, изображает невтерпеж.
– Сейчас… – и чуть ли уже не приплясывает, – сейчас обоссусь…
И в результате остался один я. Вот это я уже понимаю. Буду теперь играть сам с собой. Как на чертежной доске. Где каждая пуговица – футболист.
Первый удар по мячу делает Эдуард Стрельцов… Сейчас влеплю в дальнюю лузу «свояка», и, точно «банка» в «девяточке», затрепещет в сетке шар!
И потом десять копеек тоже на дороге не валяются.
Но пирамида оказывается какой-то худосочной. Всего девять шаров.
А где же остальные? Наверно, в сетках. Но лузы, сколько я их ни выворачивал, так и остались пустые.
Но мне же их сдавать девочке из кассы. И что я теперь ей скажу?
Скажу, ведь это же совсем не я… но вы не беспокойтесь… Мы только немного поиграем… и я вам все принесу…
Но, покамест раскачивался, бильярд уже, оказывается, успели убрать. И все, что не влезло в карманы, пришлось добирать на детской площадке при Клубе железнодорожников. Где-то за Курским вокзалом. Анисим потом рассказывал.
А меня за неспортивное поведение туда не взяли. И «чтобы, мразь, не выступал!», Бабон устроил мне между лопатками «штопор». А в садике Милютина теперь напрокат остался только настольный теннис, и, несмотря на то что шарик там всего один, Бабон не пожалел бы и его. Но для этого на помойку, помимо двух листов фанеры, необходимо еще выбросить с двумя ракетками и сетку со струбцинами.
Зато у нас теперь своя детская площадка и, вместо девочки из городского дома пионеров, обязанности кассира исполняет Бабон. И, помня цифру десять, ничего не стал менять. Правда, десять копеек надо платить не за шестнадцать, а всего за один шар. И в результате у нас теперь всегда не хватает шариков.
Как правило, Анисим платит наличными, а я за каждый шар отстегиваю по «Золотому ключику». А если «Золотой ключик» заело, тогда вместе с мандаринами отслюниваю Бабону сосиску. Или ватрушку из творожной массы. Нам иногда Дуняша готовит на завтрак. Но, несмотря на такое питание, Бабон почему-то всегда голодный. И вместо кия выдает нам палку от метлы. Или, на худой конец, от швабры.
3
Я срываю подвернувшийся лист и, прежде чем засунуть в карман, держу его у себя на ладони.