У нас в Заримании
Шрифт:
"Да уж, армия…"
После сражения у порога от армии Эльфийской девы осталась в лучшем случае половина. Дезертиры бежали до Орланди устроив панику и дикий переполох.
"Из манной каши не выкуешь меча, донна. " - Заметил маршал после битвы, когда начали считать потери. "Сбежали самые нестойкие и трусливые. Баласт. Сволочи. Главное-мы сохранили костяк."
Горцы потеряли многих, но не убежали домой в туманные и безопасные горы. Рыцарская конница не понесла больших потерь. Наоборот, именно конница, ударив в спину панически бежавшим врагам, как раз и обеспечила победу в битве. Богатые трофеи достались
Перед тем как покинуть лагерь Маша навестила его.
Рыцарь лежал без сознания. Голова замотана тряпками, и дыхание со свистом вырывалось через серебряную трубочку торчащуюиз бинтов.
Лекарь поил Лораса усыпляющими снадобьями, так как из - за нестерпимых болей раненный срывал с себя бинты.
"Пусть лучше умрет во сне…"
– Донна, я предлагаю встать лагерем здесь и дождаться подкреплений. Наш отряд слишком мал для похода к стенам Лаварии. У нас нет осадных орудий, и мы не знаем где старый лис-Морена.
– Гнул свою линию маршал.
"Маршал конечно военный человек, только когда он последний раз водил войска в поход?"
Сидеть в лагере здесь, едва миновав перевал и ждать чего-то хорошего?
Эта идея Маше абсолютно не понравилась. Лежавшая на раскладном походном столе карта ее напрягала. Ничего она не могла понять из этих завитушек и красивых картинок.
"Почему мужики такие ссыкуны?"
– Мы идем к Лаварии и там ждем короля Магнуса на его коронацию. Завтра с утра выступаем.
– Донна, вы поступаете неосмотрительно, и я буду вынужден сообщить о своих возражениях его величеству… - затряс возмущенный маршал своими тремя подбородками.
– Король дал армию мне, а не вам, маршал. Я должна вам это объяснять каждый день?
– Маша уже порядком разозлилась и с легкой дрожью представила себе, как летит ее полированный красивый шлем в оплывшую морду маршала.
– Извольте идти и выполнять то, что я сказала.
Когда высокие господа покинули палатку, Маша отхлебнула из фляги порядочный глоток белого вина и в раздражении сбросила со стола вниз дурацкую карту.
"И чего я взялась икру метать? Мне то, что до этой коронации? Королевой меня точно не сделают...Лошара была…лошара осталась!"Она задумчиво покрутила на пальце кольцо духов. Хорошо хоть его сохранила…
73.
…..Наступила осень. Стало холоднее. По утрам лед у пристаней схватывался тонкой коркой. Николай давно уже отзывался на имя Николас. Если всем так удобно, пусть.
Его служба сегодня с утра была в порту.
Одетый в длинную куртку из бараньей шкуры поверх кольчуги, в теплых вязаных перчатках и в меховой шапке с ушами утреннего холода он совсем не ощущал.
Бодро прохаживался по заиндевевшему настилу с фламбергом на плече.
Его меч уже не вызывал повышенного внимания. Ушлый мастер Герт давно уже наладил производство хороших копий, и многие стражники домов Норведена обзаводились такими же. Не будешь же требовать с него долю за копирайт?
Кораблей с каждой неделей в порту становилось все меньше. В открытом море наращивали мощь шторма, и плыть в Норведен с риском для жизни за драгоценным железом находилось все меньше желающих.
Шрам рассказывал, как здорово будет, когда мороз скует льдом весь фьорд и можно будет запросто скользить на ледовых ножах.
Ледовыми ножами в Норведене называли коньки-грубые и примитивные на взгляд Николая. Их уже начали выставлять на продажу в лавках и на ярмарке.
Возникла идея-найти мастера, и предложить ему в обмен на долю от прибыли эскиз земных коньков, намертво прибитых к ботинкам.
Норведенские коньки представляли собой полоску стали, прикрепленную к узкой полосе мягкого железа с кожаными ремнями. С помощью ремней эти коньки крепили на любую обувь. Про то, что ботинки можно совместить с коньками в одно целое никто не догадывался.
На этом можно будет хорошо заработать…и уже весной сесть на корабль плывущий, на юг. Как бы все правильно придумать?
Кивнув фонарщику Фонгану, гасившему последние масляные фонари, Николай дошел до края пристани к дальнему причалу, где уже пару недель никто не швартовался.
Из-за штабеля напиленных досок доносился тихий звук.
"Словно зубами кто стучит…"
За штабелем, на доске сжавшись калачиком под рваными тряпками непонятных цветов, дрожал какой-то бродяга.
Николай ткнул дрожащий ворох тряпок носком сапога.
– Ты кто? Больной? Чего разлегся? Вали к себе домой!
– Отвали, ментяра поганый!
– отозвался из-под тряпок дрожащим голосом некто не пугливый.
Николай хотел, было протянуть наглеца мечом плашмя, да так и замер с открытым ртом.
"Мент поганый!" Так в Заримании никто не выражался!
– Я не мент, я охранник. Ты русский? С Земли?
Тряпки распахнулись на Николая уставился круглый печальный глаз.
– Чего?!
Спустя короткое время незнакомец, назвавшийся Степаном сидел в теплой корчме на лавке рядом с Николаем, хлебал быстро горячую похлебку и без умолку трещал о своей печальной судьбе.
Жил Степа в городе Мичуринске на улице Украинской, зарабатывал извозом на разбитой "газели". Жена у Степы была молодая и очень падкая на красивую жизнь, и звали ее Лизой. Набрал Степа в кредит для любимой супруги компьютер, плазменный телевизор, микроволновку, айфон последней подели, да еще прикупил породистую зловредную собачку. Все заработки уходили на уплату процентов да кредитов. Считай и дома не бывал. Из рейса в рейс так и скакал. Молодая жена захотела не ребенка, а шубу норковую и быстренько навесила на Степу еще один кредит.
Побрехал с Лизой Степа, да и укатил опять в рейс, а когда вернулся, нашел квартирку пустой. Лиза отчалила к мамочке, прихватив все нажитое непосильным трудом супруга.
Степа отправился выяснять отношения, но братья Лизкины спустили его вниз по лестнице. Не успел Степа оглянуться, как получил развод, а также хамоватых коллекторов на свою задницу. Газель за долги забрали и взялись запугивать степиных родителей, поскольку они были собственниками квартиры. Степа нашел Лизку в каком-то кабаке и поставил фингал под глазом. Заявление…уголовное дело,…в общем, Степа ушел в бега. Поехал в Москву на заработки. Москва такое место-туда за баблом едут и еще там прятаться легко среди миллионов чего ж одному не затеряться.