У ночи тысяча глаз

Вулрич Корнелл

Он пошел в другую комнату, чтобы снять трубку, а я отправилась туда, где не могла слышать, о чем они будут говорить.

Потом ждала, сколько могла, но он не позвал меня и не пришел ко мне, так что в конце концов я не выдержала и сама пошла к нему.

Разговор закончился. Отец слегка наклонился, наливая себе рюмку бренди, точно так же, как он делал накануне вечером у себя в комнате. Лицо у него было жутко белым, ни дать ни взять — мел. Казалось, ему очень трудно снова выпрямиться, очень трудно уйти из угла, где стояла горка.

— После того как Майерс

выполнил мой приказ, — заговорил он, — акции опустились еще на четверть пункта. Затем падение приостановилось, какое-то время они оставались на одном уровне и наконец снова поползли вверх. Возможно, потому, что был получен мой приказ, уж и не знаю. С тех пор их курс повышается и повышается, все быстрей и быстрей. За полчаса до закрытия они достигли пункта, с которого началось первоначальное падение. В три часа, когда биржа закрылась, они уже были на два целых и одну восьмую пункта выше, и все говорит за то, что завтра дела пойдут еще лучше.

Он проглотил бренди и закашлялся, но лицо у него по-прежнему оставалось белым.

— На три часа дня сегодня мы заработали двадцать две тысячи долларов. А завтра, надеюсь, дойдем до сорока или даже до пятидесяти.

Но лицо у него по-прежнему оставалось белым.

— Может, тоже выпьешь? — предложил он.

Значит, и у меня лицо побелело.

Возможно, теперь уже мы в ловушке, в страхе подумала я. И никаких чаевых под банкой для табака. Только если это ловушка, значит, сыр по другую ее сторону. Мышка и приманка поменялись местами.

Эйлин пришла два или три дня спустя. Сайн сказала, что в холле внизу кто-то хочет поговорить со мной, и я спустилась, даже не поинтересовавшись, кто именно, поскольку не придавала особого значения подобным вещам. Я бы все равно спустилась, даже если бы и знала, но тогда я бы хоть не вздрогнула от неожиданности, увидев ее. И она тут была совершенно ни при чем, суть заключалась в том, откуда она пришла, с кем имела дело, поскольку справедливо, нет ли, в моем сознании она теперь неразрывно была связана с этим делом.

Во всяком случае, я обнаружила, что она покорно стоит у стены, вместо того чтобы посидеть в ожидании на кушетке; она и прежде-то, казалось, при любой беседе все норовила где-нибудь спрятаться, чтобы не находиться в центре открытого пространства. Через руку она перекинула мою меховую пелерину, а в бумажном мешке, судя по очертаниям, лежала шляпа.

Я крикнула с середины лестницы:

— Ах, это вы, Эйлин. Хэлло, Эйлин. — И после короткой остановки, вызванной тем, что увидела именно ее, продолжала спускаться.

— Не хотела вас беспокоить, мисс Джин, — неуверенно заговорила она. — Не знала, можно ли оставить вещи для вас или…

«Ну, тогда чего же не оставила?» — подивилась я про себя.

— Намедни вы забыли их у нас дома, и… и, если можно, я бы хотела забрать свои.

Совсем забыла — ведь они и впрямь лежали у меня. Но так ли уж они ей нужны или это предлог, чтобы снова повидать меня с глазу на глаз? И снова вспомнились этикетки: где оборотная сторона, где лицевая?

Любая самая незначительная мелочь, имевшая отношение к этим людям… Просто невыносимо, отец прав — самый настоящий ад.

— О, я бы давно привезла их, если б знала. — Затем спросила ее о том, о чем мне действительно хотелось узнать: — А вы не сказали Сайн только что, кто вы?

— Нет, — смущенно призналась она, — я лишь сказала, что хочу поговорить с вами. Боялась, что вы… что вы, возможно, не пожелаете меня видеть, а мои вещи мне и впрямь нужны…

— Но их бы вам все равно отдали…

— Извините, не знала, мисс Джин, — засмущалась она. — Думала, им понадобится ваше разрешение. Или просто они могут не знать, о каких вещах идет речь. Они могли бы по ошибке отдать мне что-нибудь хорошее, принадлежащее вам.

Какая же тут оборотная сторона? Какая лицевая?

Ну хорошо. Скажем, она прибегла к уловке, чтобы встретиться со мной лицом к лицу. Она своего добилась. Для чего? Что ей нужно? Мотив непременно должен обнаружить себя, в противном случае окажется, что за ее визитом ничего не кроется.

Я послала одну из служанок наверх за вещами, описав их и объяснив, где найти.

Наступило неловкое ожидание, мы обе молчали.

Вскоре служанка спустилась с вещами — пальтецом и беретом, задирая нос, чтобы Эйлин все видела. Она протянула вещи Эйлин, изогнувшись корпусом и как бы стараясь держаться от них подальше. Столь откровенно выраженного снобизма мне еще видать не приходилось. Поступок девушки мне очень не понравился, В конце концов, я сама носила эти вещи, не испытывая ничего подобного. Меня охватывал сверхъестественный ужас, но никакого отвращения не возникало.

Я подождала, пока мы снова остались вдвоем.

— Послушайте, — начала я, — вам нравится эта шляпа? Этот мех? Хотите оставить их себе? Мне они не нужны.

Она поспешно положила их на кушетку. Казалось, ей даже ничего нельзя предложить, не испугав ее.

— О нет, мисс, я… Большое вам спасибо, я очень ценю, но… я не могла бы… я не могу принять.

— Но почему? — настаивала я. — Почему нет? Почему вы бы не могли?

— О-о, даже не знаю, мисс… — Она отступила на шаг, как бы подкрепляя отказ.

— Но вы же должны знать, — не отставала я. — Послушайте, я их больше никогда не надену. — Они связаны с теми ужасными днями, пропитаны страхом, окрашены им, пропахли им насквозь. Я даже не в состоянии смотреть на них снова. — Почему бы вам не взять их?

— Не могу. — Она попятилась еще немного. — Уж слишком это похоже на то, что наживаешься на чем-то… — Предложение она не закончила.

— На чем?

Мне так и не удалось выжать из нее это слово. Впрочем, особой нужды и не было — можно и самой догадаться без труда. Не благодарность — благодарность предполагает благосклонность, и когда принимаешь подарки, никаких угрызений совести не испытываешь, это вполне ожидаемая вещь. Она имела в виду нечто такое, за что обычно не дарят подарков, за что их стыдно брать. Неудача, несчастье, горе, беда. Одно из этих слов подошло бы.