У подножия горы Нге
Шрифт:
— Ну конечно, что я говорил! Тогда, значит, был петух, а теперь-то, оказывается, курица! Такие беленькие только в «Белом журавле» водятся.
Опуская корзину на пол и не слушая пытавшегося ему возражать Шо, он продолжал, не повышая голоса:
— Я с самого начала заметил, что на тебе очень подходящая для кражи кур одежда...
— Да нет же, — отчаянно крикнул Шо, — это ведь просто плащ!
Хозяин бросил на него гневный взгляд:
— Глупости! Кто же носит плащ в солнечную погоду! Хватит меня дурачить! Приходит в лавку, заказывает вино... Я сразу понял, что тут что-то
Вконец расстроенный Шо потянулся было к плетенке, но хозяин лавки молниеносным движением задвинул ее далеко под стол:
— Не трогай!
Шо взмолился:
— Да дайте хоть посмотреть!
— Ну что ж, посмотреть можно, отчего нет! Только не вздумай удирать!
Старик поднес лампу. Шо заглянул в плетенку и побледнел: там сидела белая курица! Значит, он тогда по ошибке схватил ее вместо своего леггорна и запихал сюда.
— Пустите меня! Я пойду, у меня срочное дело! — в панике закричал он.
— Куда, куда? Садись, посиди. Ответь-ка мне теперь: ведь эту курицу ты взял в «Белом журавле»?
— Да, — горько кивнул Шо.
— Так, так...
Хозяин лавки с довольным видом потирал руки. Шо хотел было что-то сказать, объясниться, но вместо этого только махнул рукой. Он чувствовал, что вот-вот заплачет.
И в этот момент, на его счастье, в дверях лавки появились мы. Здесь был почти весь наш кружок по распространению научных знаний: не дождавшись Шо, мы забеспокоились и пошли его искать.
Шо не отвечал на наши расспросы. Он сидел молча, совершенно подавленный.
— Есть у вас хао? Купите мне бобов,— вдруг попросил он.
И, только съев всю тарелку, он рассказал нам обо всем.
— Что же ты молчал? — участливо вздохнул хозяин. — А я-то все удивлялся! Ты ведь, сказать по правде, очень подозрительно выглядел.
Он поставил перед Шо еще одну тарелку с бобами:
— Поешь, поешь как следует!
Как закончилась эта история?
В школьной стенгазете вскоре появилось такое стихотворение:
НЕСРАВНЕННОМУ НГУЕН ВАН ШО
Шо — аккуратный,
Шо — справедливый,
Шо — не драчливый,
Вот он какой!
Только вот жаль, что Слишком он любит...—
Слишком уж любит Петушиный бой!
А еще наши ребята из кружка всюду распевают «Плач по леггорну»:
Бедняге леггорну плохо пришлось:
Его провожатый как-то с ребятами
Решил поразвлечься любимой игрой.
И был он, леггорн,
В ту игру вовлечен.
И был он затем
В той игре побежден.
Ведь был он, леггорн,
Для другого рожден...
А память об этом событьи
Вы навсегда сохраните!
Вьет Линь
ПОТОМСТВЕННЫЙ АРТИСТ ЦИРКА
В конце первой четверти к нам в класс пришел новенький. На перемене все наши, конечно, тут же окружили его.
Новенького звали Фан. Он сразу показался нам необыкновенным парнем. Начать с того, что манеры у него были изысканно-вежливые. Сам он объяснял это тем, что он столичный житель — в Ханое родился и вырос. Даже походка у него была удивительно церемонная. При знакомстве он непременно пожимал руку. А когда хотел показать, что согласен с тобой, он, вежливо улыбаясь, кивал головой и легонько потирал руки.
Что и говорить, от наших ребят он здорово отличался! Все мы здесь зимой ходили в простых ватных куртках, а он в долгополом пальто из серого драпа. Правда, оно было линялое и явно перешито из взрослого, но Фан заверил, что это самый настоящий «индивидуальный пошив». Мы не спорили: ведь, в конце концов, ничего особенного в этой его похвальбе не было.
В тот же день после уроков мы остались выбрать старосту кружка самодеятельности. Им никто быть не хотел. Мы считали, что для самодеятельности нужен особый талант, а его-то как раз никто у себя и не замечал.
Ну, а Фан, он сразу тогда поднял руку. Мы, конечно, обрадовались и тут же его выбрали.
Он, по всему было видно, остался очень этим доволен и важно сказал нам:
— Друзья, теперь вы должны помнить о том, что я староста кружка!
Он подчеркнул слово «староста» и выжидательно замолчал.
Но никто не собирался ему перечить, и тогда он гордо сказал:
— Знайте же, у меня все родичи — потомственные деятели искусства. И дед и отец, а я третье колено!..
Туан, очень толстый мальчик, известный своим горячим характером, его перебил:
— Дед? Можно подумать, что при колонизаторах у нас было искусство!
Фан тут же отпарировал:
— Это ты верно подметил! В то время искусства не было, но мой дед работал в цирке, а цирк — это вид искусства! Мой отец тоже работал в цирке — бухгалтером. Что касается меня...
Тут, не тратя лишних слов, он полез в карман и вытащил огромный носовой платок. Он довольно долго тряс его за все уголки перед ребятами, желая показать, что в нем ничего не спрятано. Потом потер руки, что-то бормоча себе под нос, точно колдуя, накрыл одну сжатую в кулак руку платком и тут же ловко его сдернул. На ладони белело небольшое куриное яйцо!