Шрифт:
Действующие лица:
Владимир Алексеевич Хмелев – 62 года, известный математик, болен онкологическим заболеванием
последней стадии;
Вера Николаевна Хмелева – 65 лет, жена Владимира Алексеевича, грузная женщина невысокого роста
со значительным лишним весом; крашенными светлыми волосами;
полным лицом с двойным подбородком, мелкими сверлящими глазками
из-под широкого оляпистого балахона выделяется большой живот;
Нина Алексеевна Хмелева – 62 года, сестра Владимира Алексеевича, высокая темноволосая женщина,
хрупкого телосложения с крупными очками на маленьком лице;
Анна – 32 года, дочь Нины Алексеевны, высокая, стройная, имеет сына Дмитрия от первого брака;
Ирина Игнатьевна – 57 лет, пенсионерка, вдова, состоит в близких отношениях
Александровичем. Стройная не по возрасту брюнетка с пышной
прической. Умело пользуется косметикой. Доброжелательный,
«журчащий» голос;
Ольга – 36 лет, дочь Ирины Игнатьевны, замужем, имеет двоих детей;
Леонид Юрьевич Круглов – 72 года, профессор биологии, болен раком легких;
Эдуард Андреевич – высокий, полный, холеный мужчина 60 лет, волосы на затылке собраны в
«хвост», одет в мешковатый, изрядно поношенный, светлый костюм с
нелепой бабочкой;
Михаил (Миша) – пожилой, неухоженный санитар, со следами явных злоупотреблений алкоголем на
лице;
Зина – молодая санитарка азиатского происхождения;
Галина Семеновна – старшая медицинская сестра 50-55 лет;
Светлана Ильинична – главный врач, средних лет, приятная, миловидная женщина;
Саша – сын Леонида Юрьевича, плотного телосложения, с респектабельной внешностью;
Катерина – дочь Леонида Юрьевича, средних лет, надменная, стильная шатенка;
Действие первое
Обычная комната в хрущевке. В центре окно с задернутыми плотными шторами, перед ним два широких кресла с журнальным столиком. Слева расположена советская стенка с посудой, книгами и платяным шкафом. Справа дверь в комнату, вдоль стены диван. Напротив дивана прямоугольный стол со стульями. В углу, рядом со стенкой находится телевизор.
Комната пустая. Слышится хлопанье входной двери. Женские каблуки топчутся где-то в прихожей. Телефонный звонок. Женский голос: «Да-да, слушаю . . . А что у тебя с голосом . . . Давно?» С телефоном в одной руке, дамской сумочкой и объемным пакетом – в другой, появляется Ольга.
Ольга (передвигаясь по комнате в сторону стола, ставит пакет на диван). Надо же такому случиться . . . Да ты что . . . Как говорится, прилетело откуда не ждали . . . Ой-ой-ой, так серьезно . . . Ничего, они так всем говорят . . . Был или не был? Ну, что тут скажешь? Ну, гад он и есть гад . . . Ладно . . .Ладно, потом разберешься . . . Успокойся, тебе главное не расстраиваться, силы беречь . . . (ставит сумочку на стол; неудобно дергаясь, не прерывая разговора по телефону, снимает плащ одной рукой, бросает его на спинку стула). В общем и целом, я понимаю, ты в настоящее время на больничном . . . Хорошо, очень даже хорошо, что дома . . . Терпеть не могу больницы, один только запах лекарств с ума сводит, а этот затхлый воздух, а эти общественные туалеты . . . Нет, как ни крути, хорошо что дома . . . Ой, лучше не спрашивай, не сыпь мне соль на рану. Она уже не болит, она разрывает меня . . . Мне порой кажется: я на грани сумасшествия . . . Она? У нее все в порядке. . . Да плевать ей на нас (нервно мечется по комнате). Лучше не спрашивай . . . не хочу об этом говорить . . . понимаю . . . понимаю . . . а меня то кто поймет . . . моих детей . . . Я же тебе рассказывала как пыталась все объяснить . . . ну да . . . ну да . . . помнишь . . . нет, представь себе, ничего не поменялось . . . Нет, она меня не слышит . . . Что, что? Куда деваться? Буду брать быка за рога . . . Не хочет понимать по-хорошему, будет по-плохому . . . Да-да, вот именно . . . вот именно . . . решительно . . . сегодня . . . дальше откладывать некуда. Я уже так устала от этой нервотрепки, Лизок, что сегодня сама разрулю ситуацию . . . Зачем детям слышать наши взрослые разборки? Оставила их с Андреем дома. Сейчас у нее . . . Мне уже, честно говоря, все равно как отнесется к моему ультиматуму . . . Да, именно так . . . открыто заявлю: «Выбирай, или мы всем семейством – близкие и родные люди, или он. Дальше кошмар продолжаться не может. Пожалей внуков!» (слушает телефон, активно выражает эмоции мимикой лица, жестами: то молча согласно кивает головой, то артистично хватается за сердце, то свободной рукой категорично рубит воздух). Лизок,
(Выдвигает стул из-за стола, шумно тянет его к дивану, плюхается на диван и задирает ноги на стул. Облегченно растирает ноги попеременно то одной, то другой рукой, перекладывая телефон из руки в руку).
Лизок, когда она привела в квартиру своего . . . друга . . . сожителя . . . я же ничего против не сказала. Я ведь поняла ее как женщину . . . Ну, да, одиночество вещь страшная . . . У меня семья: муж, дети. . . Своя жизнь, свои интересы. Пусть, думаю, живет в свое удовольствие, коль на старости лет хороший человек встретился . . . Ну, да, я же не просила дачу продавать. Даже мысли такой не возникало. Она все сама решила и осуществила. Своих рассуждений не скрывала, мол, здесь каждая вещь папу напоминает, потому как нигде, на даче печальней всего находиться. Опять бедную маму поняла. Хорошо! Пусть будет по-твоему . . . Конечно жалко было продавать. Папа был настоящим хозяином: сам кусок земли купил, сам на нем дом построил, да еще какой – картинку, теплицы, можно сказать, дворцы возвел, а какой сад вырастил? Здесь тебе и яблони, и груши, и сливы, и даже черешня . . . Мама тогда заявила: «Не могу на даче находиться. Давай продадим. Чего вам по съемным углам с ребенком мотаться? Купите себе на эти деньги свое жилье». Я ее, честное слово, об этом не просила. Сама все решила . . . Нет, я ей за королевский подарок, безусловно, очень благодарна, но и меня нужно понять . . .
(Доносится хлопанье входной двери. Из прихожей слышится возня, бормотанье. В комнате с двумя пакетами в руках, появляется Ирина Игнатьевна).
Ирина Игнатьевна (застыв на пороге комнаты с пакетами, не обращая внимания на телефонный разговор, испуганно обращается к дочери). Олюшка, доченька, что же ты ничего не объяснила по телефону? Сказала только, чтобы я дома оставалась и никаких комментариев. Я не знаю, что и думать. Уж каких только страхов сгоряча не на придумывала. Что, что случилось? Не томи, пожалей . . . дети . . . Андрюша . . . у тебя самой . . .
Ольга (равнодушно, не реагируя на тревогу матери). Лизок, извини, дорогая, я тебе вечерком перезвоню. Угу, пришла . . . Да-да, и тебе удачи! (не меняя ни позы, ни тона обращается к матери). Привет, а я за разговором не обратила внимания на шум в прихожей.
Ирина Игнатьевна (спешно проходит к столу, оставляет пакеты на полу, сама стремительно подходит к Ольге, садится рядом, вопросительно заглядывает ей в глаза). Олюшка, деточка, что случилось? Я места себе не нахожу. От страха, какие только страсти в голову не лезут. Ответь мне уже скорей – случилось?
Ольга (снисходительно). Да ладно тебе истерить . . . все в порядке . . . просто есть серьезный разговор.
Ирина Игнатьевна (облегченно выдыхает). Слава Богу! Все в порядке! (целует дочь в лоб). А разговор . . . куда он денется . . . поговорим (поднимается с дивана) . . . места себе не находила ожидаючи.
Ольга (провожая мать оценивающим взглядом, цинично). Вижу, вижу, прямо после моего звонка, не находя места в квартире, резво помчалась в магазин. Когда же ты успела страхами обрасти?
Ирина Игнатьевна (не замечая откровенного подвоха, возвращается к столу, ставит пакеты на стул, доброжелательно объясняет дочери). В холодильнике, деточка моя, хоть шаром покати, полная пустота. Пенсию целый день вчера ждала потому, как срок пришел. По какой причине, мне не ведомой, деньги вчера не дали. На карточку зачислили утром. Я и побежала срочным порядком сначала в аптеку, потом в магазин . . . Еще звонок твой таинственный жару мне поддал. Думала: приедете с Андрюшей, с детками, а у меня к чаю ничего нет. Куда деваться? Помчалась. (в недоумении). Вижу, ты одна прибыла. Чего ребят не привезла? Андрей здоров?