У последней черты
Шрифт:
— Приходилось ли кому-нибудь обращаться к потомкам Коджона? — спросил Римо.
— Этого никто не знает.
— Чиун мне не рассказывал этой легенды.
— Мастер сам решает, что ему делать.
— А вдруг я и вправду потомок Коджона?
— Что ж, если так, то дух Коджона наконец вернулся в Синанджу.
— Да, но Чиун утверждает, что я несу в себе дух не Коджона, а Шивы.
— Мы в Синанджу верим, что человек имеет много жизней. Душа его остается неизменной, меняется только цвет глаз, которыми дух взирает на мир.
— Иногда мне кажется, что я уже когда-то был на Земле, — признался Римо. — Как будто у меня в душе живет память Мастеров Синанджу. Я раньше не отдавал себе в этом отчета. Но ты так все объяснила, что мне кажется, я наконец понял.
— Твое место здесь, Римо.
— Правда?
— Это твое предназначение. И ты должен его принять.
— Я мог бы остаться здесь жить, Ма Ли. Если ты согласишься разделить со мной мою судьбу.
Ма Ли отвернулась.
— Я не могу.
— Но почему?
— Мне нельзя.
— Я — новый Мастер Синанджу, — убежденно произнес Римо. — И мне решать, кому и что здесь можно, а что — нельзя.
Не в силах удержаться, Римо наклонился и приподнял с лица девушки вуаль.
За свою жизнь Римо повидал немало, но то, что предстало его взору сейчас, поразило его до глубины души. Он разинул рот от изумления.
Ма Ли была настоящей красавицей! У нее было умное подвижное лицо, а кожа гладкая и нежная, как сливки. Тонкие черты обрамляли волосы чернее воронова крыла, подобно раме, придающей завершенность творению художника. В глазах ее играл смех, словно ожидая, когда можно будет вырваться на волю. Разрез глаз был не азиатский, и Римо рассмеялся в голос, наконец-то осознав, почему корейцы окрестили ее Безобразной.
— Решено, я остаюсь, — объявил он. — Станешь моей женой?
— Ответить на твой вопрос может только Мастер Синанджу.
— Тогда я сейчас же отправляюсь к нему.
Римо вскочил и стремительно направился к выходу. По дороге к дому Чиуна он наткнулся на хранителя Пульяна.
— Мастер хочет вас видеть, — сказал старик.
— Иду.
Мастер Синанджу восседал на троне в хранилище сокровищ Синанджу. Римо бросилось в глаза его сходство с древней черепахой, медленно поднимающей сморщенную голову.
— Ты удивлен, что я еще не оставил этот мир? — спросил Чиун при виде выражения лица своего ученика.
— Ты плохо выглядишь, — сказал тот. — Как ты себя чувствуешь?
— Я чувствую себя преданным.
— Мне надо было побыть наедине, — стал оправдываться Римо.
— И поэтому ты был в доме девушки по имени Ма Ли?
— Не будь брюзгой, — сказал Римо и сел в позу лотоса перед троном Мастера Синанджу. — Ты ничего мне о ней не рассказывал.
Чиун пожал плечами.
— Есть новости, — сказал он.
— У меня тоже. Я решился. Я остаюсь.
— Это естественно. Ты ведь дал обещание перед всем народом.
— В кимоно я ходить не стану.
— Церемониальное кимоно для обряда посвящения передается из поколения в поколение со времен Великого Вана, — медленно произнес Чиун, и глаза его засверкали.
— Ладно. Один раз надену. Но не больше.
— Идет, — согласился Чиун.
— И я не стану отращивать ногти.
— Если ты намерен собственноручно лишить себя одного из важнейших инструментов настоящего ассасина, то вряд ли я смогу тебя в этом переубедить. Тебя уже не исправить.
— Но зато я возьму в жены корейскую девушку.
Чиун приосанился. Сияя от радости, он взял руку Римо в свои желтые ладони.
— Назови ее имя. Я уверен, оно усладит мой слух.
— Ма Ли.
Чиун оттолкнул руку Римо.
— Она нам не подходит, — вынес он свой приговор.
— Но почему? Ведь я ее люблю.
— Ты ее мало знаешь.
— Достаточно, чтобы понять, что я ее люблю. И почему ты мне раньше о ней ничего не рассказывал? Она так хороша!
— Что ты понимаешь в красоте! Ты никогда не мог дослушать до конца ни одной из моих поэм «Унг»!
— Папочка, я не в силах шесть часов кряду слушать завывания о пчелах и мотыльках! А чем тебе не нравится Ма Ли?
— Она безобразна! И дети ее будут безобразными. Мастер Синанджу, который родится от твоего семени, в один прекрасный день должен будет стать нашим представителем в глазах всего мира. И я не позволю, чтобы наш Дом был представлен уродцами.
— Да, я хотел тебя спросить: чья это была затея — держать ее под вуалью? Твоя?
— Так постановили женщины селения, чтобы она не отпугивала своим видом детей или собак.
— Бред! — разозлился Римо. — Они просто завидовали ей.
— Ты белый и поэтому не можешь отличить правды от лжи, — парировал Чиун. — Ну, назови мне хотя бы одно ее положительное качество!
— Она добрая. С ней приятно разговаривать.
— Это целых два. Я просил назвать одно. К тому же, если тебе нужна доброта и хороший собеседник, то чем я тебе плох?
— Не уходи от разговора. Я, может быть, ее люблю. И готов жениться.
— Ты и раньше, бывало, влюблялся. И всегда безрассудно. Но тебе удавалось с этим справиться. И эту ты сумеешь забыть. Я отошлю ее подальше, так будет лучше.
— Ма Ли нужна мне! Но мне необходимо твое благословение. Черт возьми, Чиун, я соглашаюсь на все твои условия. Так дай же мне ее взамен! Какие у тебя основания не соглашаться на наш брак?
— У нее никого нет.
— А у меня что, шестнадцать братьев и сестер? Зато заранее можно сказать, что свадьба не будет многолюдной.
— У нее нет приданого.
— И что?
— В Синанджу ни одна девушка не выходит замуж без того, чтобы принести что-нибудь в дар отцу жениха. Обычай требует, чтобы этот дар она унаследовала от своего отца. Но у Ма Ли нет семьи. Нет приданого. Следовательно, не может быть и свадьбы. И эти порядки появились задолго до наших прапрапрадедов. Нарушить их не дано никому.