У принцессы век недолог
Шрифт:
– Почему вы остановились, княгиня? – спросила герцогиня Такова-Селяви.
– Я хотела бы представить вас князю, и думаю, как бы потактичнее нарушить его тет-а-тет.
– Это тот господин, что разговаривает с дамой с таким необычным цветом волос? – вмешался Равиоли.
– Да, с маркизой де Каданс.
– Вы уже познакомились с нашей дорогой Вальминой? – промурлыкала герцогиня.
– Да, имела счастье.
– Очень, очень примечательно, – пробормотал Равиоли. – В самом деле, не могли бы вы нас представить? Меня весьма
На прекрасном лице герцогини Такова-Селяви выразилось неудовольствие. В самом деле, приезжий из Гран-Ботфорте вел себя неприлично. В присутствии одной дамы, вдобавок более красивой и выше титулом, проявлять недвусмысленный интерес к другой?
Но мне это было только на руку.
– Идемте. Полагаю, у нас у всех будет о чем поговорить.
Мы двинулись к колонне.
– Ты, князинька, чай, не заблудился ли в трех столбах? – медовым голосом вопросила я по-поволчански. И продолжала, уже по-шерамурски. – Ваше сиятельство, ваша светлость. Тот, который справа – это мой супруг, владетельный князь Губерний Кипежанский.
Гверн, кажется, нимало не смутился. В отличие от маркизы, выпустившей его лацкан. И разрази меня Край Неминуемый на этом самом месте, смутило ее отнюдь не мое появление. Она косила темным глазом на моих спутников.
– Извольте радоваться, князь! Первая дама Моветона, а может быть, и Шерамура, – герцогиня Такова-Селяви! И граф Равиоли из славного своими доспехами Немиля.
– Мы с графом уже встречались на охоте.
– Тем лучше. А вот это... – но представить маркизу жаждущему приятного знакомства графу я не успела.
Снаружи раздался грохот и пронзительный визг.
– Что происходит? – хмуря брови, произнесла герцогиня. Она выглядела раздраженной, но вовсе не испуганной. Чего нельзя было сказать о большинстве прихожан, покидавших собор. Некоторые из них отхлынули от выхода, причем в толпе то и дело повторялось имя епископа.
– Надо взглянуть, что происходит, – сказала я.
– Зачем же самой беспокоиться? – отозвалась герцогиня. – В давке, среди грубого простонародья... Вот граф сходит и посмотрит.
– О, мы, поволчане, страх как любопытны. И такие мелочи, как толпа, нас не беспокоят. Не правда ли, князь? А граф расчистит дорогу дамам.
И я двинулась вперед, не сомневаясь, что Гверн сделает то же самое. Так мы выбежали из собора.
Я в жизни немало повидала, и удивить меня довольно трудно. И если бы я увидела где-нибудь на Ближнедальнем Востоке, как на городской площади под совершенно ясным небом крутится смерч, то и не удивилась бы. Там и вообще смерчи не так редки, а если джинн сбежал из кувшина или лампы, то только держись! И даже в империи, ежели какой-нибудь ученик чародея заклинание позабудет или с перепугу начудит, такое тоже возможно. Но в Моветоне я подобного зрелища увидеть не ожидала. Особенно с епископом, которого смерч крутил и трепал на уровне кровли собора.
Вихрь подхватил его, когда монсеньор де Кавардак благословлял паству, выходя из собора. Митра катилась по мостовой, драгоценные камни с нее осыпались, но добрые граждане Мове-сюр-Орер были так напуганы, что не бросились их подбирать. Посох сломался, скапуляр кружил по воздуху, как шарф прекрасной дамы, брошенный рыцарю с балкона. Полы облачения развевались, как у служительницы Ядреной Фени.
– А ведь сейчас его ударит о землю, – заметил Гверн. Он был прав. Смерч истончился, и силы его явно могло не хватить на то, чтоб удерживать епископа. И если старичка приложит о мостовую...
Тут я поступила несвойственным мне образом.
– Бежим! – крикнула я Гверну, срывая с плеч поволчанский плащ.
И побежала. Но не назад, как добрые граждане, а вперед.
Гверн угадал мои намерения, и мы успели растянуть плащ за мгновение до того, как смерч исчез и епископ грянулся вниз.
Хорошие все-таки делают в Поволчье плащи. Прочные. Ткань треснула, полезла по швам, но выдержала Кавардака. Ишак-Мамэ! Я и не подозревала, что в старике окажется так много веса. Или это облачение такое тяжелое?
Затем мы подхватили епископа и спустили его на землю. Он был в чувствах, но не скажу, чтоб в сознании – глаза выпучены, губы тряслись, он силился что-то выговорить, но не мог.
Тем временем добрые граждане, обнаружив, что нас с Гверном не поражает неведомая сила, а епископ жив, устремились туда, откуда убежали, и мы обнаружили себя посреди толпы. Вокруг нас оказалась свита епископа, покинувшая своего пастыря в трудную минуту, горожане, подоспели и наши спутники, окруженные слугами. Все кругом галдели, мешая расслышать, что же говорит де Кавардак. Я наклонилась, почти что приложив ухо к его губам.
– Кол... кол... – шептал он.
– Какой еще кол? – переспросила я. Еще вампиров мне тут средь бела дня не хватало.
– ...довские чары... темпсстария... – а потом у него вырвалось нечто похожее на поволчанское «телега». Выговорив это, он, наконец, лишился чувств.
– Госпожа, госпожа, вы не пострадали? – меня дергала за рукав малютка Сорти, растрепанная, хромающая – здорово ее помяли в общей свалке.
Но я не успела ответить. Служанку тут же оттер шустрый молодой человек, чрезвычайно бледный, с как бы стертыми чертами лица.
– Что, что сказал его преосвященство?
– А вы, собственно, кто такой?
– Я брат Удо, епископский викарий.
– Ну вот и сопровождали бы своего господина, тогда не пришлось бы спрашивать.
– Но мне необходимо знать...
– Не зарывайтесь, юноша, – услышала я чистый голос герцогини. – Их сиятельства спасли жизнь его преосвященству, в то время как вы пошло струсили. Или вы думаете, что сумеете оправдаться перед Благим Сыском, обвинив моих друзей в ереси?