У прокурора век недолог
Шрифт:
— Не беспокойтесь…
— Что вы, какое беспокойство, — пожала она плечами. — Я рада, что вы пришли. Целый день одна, скучно. Читать лень, телевизора у нас нет, к соседкам ходим. Так что времени у меня сколько угодно. Что вы хотели спросить?
— Так сразу и не объяснишь, — немного посидев молча, сказала я. На лице Марины мелькнуло удивление. — Постарайтесь ответить на мои вопросы, а потом я попробую ответить на ваши. Идет?
— Хорошо, — не сводя с меня удивленного взгляда, кивнула девушка. Я достала фотографию своей соседки и положила на стол.
— Это
Марина взяла фотографию в руки.
— Я ее видела, — сказала она уверенно через некоторое время. — Раза два или три, но не на лекциях. Она приходила позднее, уже когда лекции заканчивались. Кажется, ждала Всеволода Петровича. А может, и нет, может, она еще кого-то ждала. Знаете, по-моему, у нее не все дома. Она так вела себя… совершенно ненормальная девица.
— Она умерла.
— Наркотики? — нахмурилась Марина.
— Нет, вскрыла себе вены. А почему вы спросили о наркотиках?
— Ну, она же молодая, с какой стати ей умереть… и вела себя странно. Не знаю, что ей надо было в “обществе”. Катька говорит, там полно таких.
— Каких? — не поняла я.
— Ну… всякие чокнутые прибиваются к “обществу”, ищут спасения, смысл жизни… Катька, она человек очень резкий, иногда такое скажет… А наркош считает уродами. Она и в “общество” перестала ходить из-за этого. Говорит, тошно смотреть на них. Это она меня привела к Всеволоду, а сама потом ходить перестала.
— Там что, действительно много наркоманов? — насторожилась я.
— Нет, вы же были на лекции. Приличные люди, из нашего колледжа преподаватели ходят, четыре человека. А Катька, она любит что-нибудь загнуть…
— То есть соврать? — нахмурилась я.
— Катька? — удивилась Марина. — Нет, Катька вообще никогда не врет. Как бы вам объяснить? К Всеволоду иногда приходят всякие… Он им помогает, лечит.
— Он что, врач?
— Он их словом лечит, разговаривает с ними, утешает. Это ведь долг каждого человека помогать страдальцам, униженным, отвергнутым. Ведь правда же?
— Наверное, — кивнула я. — Только наркоманы как-то не очень подходят под эти определения, я с трудом представляю, как их можно лечить словом. А эта ваша Катька, она здесь живет? Я могла бы с ней встретиться?
— Конечно. Вы чай пейте, остынет, — сказала Марина, протягивая мне чашку.
— Спасибо. Марина, у меня вот еще какой вопрос. Вы случайно не знали Акимову Раису Андреевну? Она тоже посещала “общество”.
— Прокуроршу? — улыбнулась девушка. — Я ее часто видела. Но мы никогда не разговаривали. Она очень гордая. Проходит мимо, точно вокруг и людей-то нет. На лекциях она никогда не бывала, а к Всеволоду приходила часто.
— Когда вы видели ее в последний раз?
— А зачем вам прокурорша? — насторожилась девушка.
— Она выбросилась из окна, с третьего этажа.
— Она? — Лицо Марины исказила гримаса: ужас пополам с недоверием.
— Да. Я сама это видела. Оттого и пришла к вам. Моя соседка покончила жизнь самоубийством, двадцать третьего сентября, в этот же день
— Вы думаете, это как-то связано с “обществом”? — растерялась Марина.
— Я пытаюсь разобраться, — повторила я. — Помогите мне, пожалуйста.
— Двадцать третье сентября? Это была среда? — подумав немного, спросила девушка, разглядывая свои руки. — В тот день я ее и видела. Акимову.
— Она была в “обществе”?
— Ага. По средам у нас заседание, вы же знаете.
— И Акимова была на заседании?
— Нет. Она приехала после шести, минут пятнадцать седьмого, а заседание у нас в пять, хотя вы знаете.
— А на чем она приехала?
— Не знаю. На машине, наверное. Она всегда приезжала на машине. Она в зал вошла, я сидела на последнем ряду. Она вошла, постояла немного в дверях… очень нервничала.
— Почему вы так решили?
— Ну, это же было ясно. И лицо такое… Всеволод на нее посмотрел и нахмурился, она сразу же вышла.
— И больше вы ее не видели?
— Видела. Мне должен был парень позвонить, и я ушла раньше, а дверь была закрыта, и в холле никого. Я пошла через боковую дверь, а там прокурорша, стоит под липой и курит. Я свернула к калитке, она меня не видела, боком стояла. Задняя калитка выходит на Привокзальную, там грязь ужасная, но К воротам надо было мимо Акимовой идти, а мне не хотелось. Знаете, она вроде пряталась, стояла в тени, чтоб ее не видели, вот я и пошла к калитке, а калитка заперта. Я хотела открыть, но не смогла, темно, я подумала, может, ее на ключ заперли? Ужасно по-дурацки получилось. Я спешила, ну и пришлось идти к воротам, мимо прокурорши. Я за угол завернула и слышу, она со Всеволодом говорит. Я испугалась, вдруг подумают, что подслушиваю, ну и спряталась за деревом.
— О чем они говорили?
— Спорили о чем-то. Я не вслушивалась. Он ее уговаривал, а она вроде бы грозилась. Мерзавцем его назвала. Вы знаете, я подумала, что они… в близких отношениях.
— Любовники?
— Да… они так разговаривали… На “ты” и вообще, ссорились. Он еще сказал: “Ты знаешь, как я к тебе отношусь, я беспокоюсь за тебя” — и что-то еще в этом роде. А она сказала: “Пошел ты к черту, хочешь, чтобы я сдохла?” Она его последними словами ругала, а он уговаривал. Потом он ее увел через боковую калитку. Наверное, у него был ключ. А я бегом к воротам. У светофора я машину Всеволода увидела, он летел, как сумасшедший…
— Во сколько примерно это было? — задала я очередной вопрос.
— В семь. Я ведь опаздывала и на часы посмотрела. Было семь часов две минуты.
— Вы уверены? — пролепетала я.
— Конечно. Мне позвонили в половине восьмого, я только-только успела до общаги добраться.
— Обычно лекции длятся полтора часа?
— Да. Ну и обсуждение. Тут, конечно, по-разному…
— Но в ту среду…
— Все закончилось раньше. Я думаю, Всеволод ее увидел и поторопился. Говорю, она здорово нервничала. Вы думаете, это важно? — помедлив, спросила Марина.