У прокурора век недолог
Шрифт:
— Кажется, я был не прав. О том, что ты видела, как погибла эта женщина, следовало рассказать в милиции. Здесь в самом деле что-то не так.
Совершенно неожиданно недавние страхи показались ужасно глупыми, и я подумала, что в милиции меня, чего доброго, поднимут на смех. С другой стороны, мне вовсе не хотелось пережить утро, подобное этому. Я полистала записную книжку в поисках нужного телефона, потом взяла трубку и набрала номер.
— Я пойду с тобой, — сказал Кирилл.
На этот раз следователь выглядел немного суетливым, но явно повеселевшим. Впрочем, возможно, у
— Слушаю вас, Алла Сергеевна, — сказал следователь и, взглянув на часы, вздохнул, глаза его приобрели страдальческое выражение, а во мне зрела убежденность, что сюда я явилась напрасно. Несмотря на это, я очень подробно изложила события вчерашнего дня, стараясь ничего не опустить. — Значит, вы видели, как она спрыгнула? — проявил интерес следователь.
— Как спрыгнула, нет, — покачала я головой. — Видела, как она падала. Подъехали молодожены, и я смотрела на них, а потом кто-то крикнул, я повернула голову и увидела ее…
— Почему же вы не дождались сотрудников милиции? — вздохнул следователь.
— Я очень испугалась. Я даже близко к ней подойти не смогла. И убежала. А сегодня решила прийти к вам.
— Хорошо. Значит, по-вашему, за ней шел какой-то парень?
— Нет, не шел. — Я заподозрила, что он меня совершенно не слушал все это время, и вкратце повторила, как дважды смогла видеть парня со спины. — Я подумала, а что, если этот парень… если она вовсе не выпрыгнула?
Он вздохнул, повертел в руках карандаш и посмотрел на меня.
— Она оставила записку. Всего три слова: “Я его убила”. Так что сомнений быть не может. При этом никаких следов насилия. Неприятно, но факт: Акимова убила мужа, а затем покончила с собой.
Некоторое время я сидела с открытым ртом, ничего не понимая.
— Она убила мужа? Но ведь… Как же так?
— Вот так. Мы проверили ее алиби. Уже после самоубийства дочери мать призналась, что в тот вечер Акимова уехала от нее не в семь, а в половине шестого. Так что вполне могла… Она позвонила матери и уговорила ее и соседку сказать не правду. Мать сейчас в больнице… Конечно, такой удар. Теперь осталось узнать вот что: как Акимов оказался в вашей квартире и с какой целью?
— Я… я понятия не имею…
— Конечно, — вздохнул он. — Об этом вы уже говорили. Что ж, возможно, это навсегда останется тайной. — Он кашлянул и, глядя куда-то в стол, спросил ласково:
— Прошлой осенью вы, кажется, отдыхали в Геленджике? По странному совпадению, Акимов тоже там отдыхал в это же время… Впрочем, вы ведь могли и не встретиться. Верно?
— Послушайте, — чуть ли не со стоном начала я, — здесь что-то не так. Говорю, за Акимовой следили… И моя соседка, Лена, она перерезала себе вены, я знаю,
— Да? — Брови его взметнулись вверх в притворном удивлении. — Откуда такие сведения?
— Неважно.
— Вот это как раз важно, — голос его зазвучал сурово, но лишь на мгновение. — Послушайте, не морочьте мне голову. Да, девушка перерезала вены, а кровь на ноже не только ее, все это требует детальной проработки. А что, если ваша соседка была свидетелем убийства или обнаружила убитого раньше вас. Ее характеризуют как психически неуравновешенного человека, она могла взять нож, захлопнуть вашу дверь, а потом с перепугу вскрыть вены.
— А по времени такое возможно? — чувствуя, что начинаю злиться, спросила я.
— Алла Сергеевна, у меня такое впечатление, что вы слишком хорошо осведомлены о малейших деталях убийства. — Замечание было высказано весьма язвительным тоном, и я прикусила язык. Некоторое время мы молчали, я уже собралась уходить, и тут Кирилл сказал:
— Расскажи о том, что произошло сегодня.
Я вздохнула, делать этого мне не хотелось, но, встретившись взглядом с Кириллом, я послушно начала рассказ, с каждым мгновением все больше убеждаясь, как по-дурацки выглядит утреннее происшествие. Лицо следователя приобрело изумленное выражение.
— Вы хотите сказать, кто-то влез к вам в квартиру и переставил все эти вещи? — спросил он, когда я закончила.
— Да, — кивнула я.
— Зачем? — нахмурился он. На этот вопрос я не могла ответить и почувствовала себя дурой.
— Извините, — сказала я, вскакивая с места, и бросилась вон из кабинета.
Кирилл ненадолго задержался. Я металась по длинному коридору между стен, выкрашенных мрачной серой краской, ожидая его. Кирилл вышел и почти бегом направился ко мне.
— Этот тип ни черта не понял, — сказал он виновато.
— По-моему, он принял меня за сумасшедшую.
— Глупости. Просто он считает — с самоубийством Акимовой все ясно, и не хочет тратить время на то, что, по его мнению, гроша ломаного не стоит.
— Кирилл, я не верю в это самоубийство. Раиса Андреевна купила новое платье, она стояла возле окна и улыбалась.
— Мы даже представить не можем, что творилось в душе этой женщины, — схватив меня за руку, сказал он. — Да, она купила платье. Ну и что? Возможно, она хотела умереть именно в новом платье… — И добавил поспешно:
— Может, тебе действительно стоит уехать? Я имею в виду…
— Ты имеешь в виду, что у меня не все дома?
— Вот так раз, — всплеснув руками, зло сказал Кирилл. — Я пытаюсь помочь. Ты слышала, что сказал этот тип? Они знают, что вы с Акимовым были любовниками. — В этом месте Кирилл перешел на шепот и потащил меня к двери. Вновь он заговорил, только когда мы удалились на приличное расстояние от милиции. — Оставь это дело, оставь для своего же блага. Иначе менты возьмутся за тебя всерьез и неизвестно, что из этого выйдет. К черту убийства. Почему бы тебе не заняться работой? Или мною, наконец? Ты думаешь о покойнике больше, чем о человеке, который любит тебя. Так в самом деле недолго с катушек съехать. — Он запнулся и виновато сказал: