У самого синего моря. Итальянский дневник
Шрифт:
Я почему-то не пошла, но долго себе пыталась представить работу этого отделения.
И представилось мне так.
– Здравствуйте, товарищи, у вас тут борются с подменой смысла, со скверной бабой софистикой? Ну так вот. Написано «Овада, южный склон, урожай 2001 года»! А я так думаю, что это был северный склон, и по поводу года у меня сомнения: наверняка это 2002-й, который, как вам известно, был неудачен во всех отношениях.
Разобраться надо, товарищи!
И товарищи разбираются… Какая идея, а! Вот бы такую группу антисофистов да в Россию!
– У меня, товарищи…
– Тамбовский волк тебе товарищ!
– У меня, господа…
– Господа все в Париже!
– Граждане, у меня голова болит после вчерашнего…
– Ну так бы сразу и говорил!
– Да и говорить-то не могу!
– Видали, а? «Говорить не могу», а сам тут уже полчаса языком чешет!
– Так водка-то паленая…
– Была бы паленая, так ты бы сейчас не ходил и не стоял, так что иди ты, дядя… опохмелиться!
– Так вдруг она опять…
– Ну, будет «опять» – к нам придешь, только бутылку не забудь! Тогда и разберемся!
А еще бы такую группу в театр («что-то мне кажется, что это был не совсем Шекспир, точнее, это был совсем не Шекспир»), в кинематограф («здесь в аннотации сказано «легкая эротика», а по-моему, это было тяжелое порно!»), в книгоиздательство («здесь сказано «с иллюстрациями», так по-моему это, того, не иллюстрации, ЭТО ИЗДЕВАТЕЛЬСТВО КАКОЕ-ТО!») .
А антисофисты разбирались бы себе, разбирались…
Правильно, впрочем, что я не пошла. Оказалось, что работает волшебное отделение по борьбе с софистикой совсем не так, как я себе представляла. Сознательных граждан, обеспокоенных судьбой отечественного виноделия, благодарят, жмут им руку, с несознательными виноделами действительно разбираются. В случае серьезных нарушений штраф может оказаться таким, что его будут еще три поколения выплачивать. Я прониклась серьезностью ситуации и спросила, что же бывает тем, кто сахар в вино добавляет (как-то мы случайно вернулись к этой теме в большой дружеской компании, где мне ситуацию с поддельными винами объясняли). «Как сахар? – спросили итальянцы, не донеся бокалы со своим вином до рта. – Ты имеешь в виду в портвейн? В ликеры?» – «Да нет же, – попыталась объяснить я, – в вино, чтобы сладкое было?»
Итальянцы поставили свои бокалы на стол и после небольшой паузы осторожно уточнили:
– Ты имеешь в виду мускатные вина? Но там же, собственно, виноград сладкий… он так и называется: мускатный.
Я, понятное дело, опять пустилась в объяснения: говорю, вот ежели самое обычное вино взять, даже не очень хорошее, а потом в него добавить сахар, то оно, конечно, все равно будет не очень хорошим, но зато сладким.
– А, – обрадовались они, снова взявшись за бокалы, – это ты про глинтвейн! Ну это да, но там же еще и специи. Но это зимой, а летом из средненького вина можно сделать вполне приличную сангрию…
Не знаю, поймете ли вы меня, но объяснять мне дальше что-то расхотелось. Жалко, что я так и не узнала, какая официальная мера наказания предусмотрена за добавление сахара в вино. Всю жизнь, можно сказать, об этом мечтала.
Сирокко
Ветер со сложным характером
Сначала я не знала, что ЭТО называется сирокко. В качестве оправдания могу только сказать, что никто и не произносил слова «сирокко». На генуэзском это называется «макайя». Произносится это примерно как в фильме «Формула любви»: «Амор! И глазищами так – ух!» Вот и здесь была неделю та же картина:
– Что-то мне сегодня неможется (грустно, томно, давление скачет, сердце покалывает).
– Макайа! – восклицает собеседник и глазищами так – ух!
Я-то, признаться, думала, что это восклицание такое – вроде аччиденти, и не обращала особого внимания, только недоумевала, что за эпидемия поразила город – всем неможется, все томятся, все жалуются, доверительно заглядывая в глаза зеленщику, почтальону или священнику (нет, вы не подумайте ничего такого, просто, встретив на улице священника своего прихода – а они вечно попадаются навстречу, кстати и некстати, – принято сказать хотя бы пару слов), так вот все жалуются, чтобы в ответ услышать загадочное слово «макайя», удовлетвориться таким ответом, обменяться понимающими взглядами и разойтись по своим делам. Я, конечно, и раньше знала, что генуэзцы любят пожаловаться, но обычно виновники всех бед находятся незамедлительно: правительство, карабинеры, коммунисты, дворники, мэрия, футбольные тренеры, католическая церковь – нет проблем, выбирай не хочу. А тут макайя! Вот поди ж ты!
Почему я не спросила, что это значит? Так макайя действует, знаете ли, на всех, даже на русских, чуть было не сказала – особенно на русских. Томно как-то, немножко грустно, голова чуть-чуть кружится, тоску ощущаешь за плечами так явственно, что начинаешь понимать средневековых монахов, плевавших через левое плечо на дьявола – на них тоже, наверное, время от времени дул сирокко. В городе пасмурно, жарко и влажно, солнце если и выглядывает, то все равно ненадолго, и снова скрывается за облаками, которые, не переставая, гонит горячий и мокрый ветер. Стоит выйти на улицу, как тебе в лицо, в глаза, в уши, в затылок дует, будто из фена, и влажно как в ванной. Если облака проливаются дождем, то под ним можно стоять, как под теплым душем – и отчего бы, собственно, не стоять, если все и так влажное. Все носят с собой зонтики и рассеянно оставляют их где попало, иногда возвращаются за ними, пожимают плечами: макайя! «Макайя!» – понимающе отвечает банковский клерк, немедленно выкладывая зонтик на стойку.
Над портом висит плотная голубая дымка, город погружается в томную лень, разноцветное белье не полощется на ветру между домами, молодые коммунисты около университета, предлагая прохожим газеты, забывают, что они хотели сказать, таксисты не ругаются, скутеры не подрезают автобусы, дети смирно сидят в колясках, мужчины не заглядывают в вырез платья, голуби вокруг Христофора Колумба, и те прекратили летать и бегать: ходят вразвалочку или с достоинством сидят на ступеньках рядом с ангелами и важно смотрят на разморенных сирокко прохожих. Сирокко! Простите, макайя!
Единственное, что делается легко и с удовольствием, так это мечтается о путешествиях:
– Испания? Франция?
– Да нет, что там делать! Вот Истамбул!
– А я хочу в Самарканд или Ташкент…
– Да-да, всю жизнь мечтал туда поехать.
– И я! Там, правда, черт знает что творится…
– Да это не там, а…
– А Наташа мне рассказывала о Байкале!
– Да, вот бы куда поехать!
– А еще лучше на Чукотское море ( Мar dеi ciuchi– Мар деи чуки).