У самого синего моря

Рыжков Игорь

Только ветер волосы не трепал.

А так ощущение было почти полным.

Но Джон хотел новостей.

–Пушкин!!! – Рявкнул он что есть силы.

– Новости включи!!!

– Дорогой! – услышал он голос благоверной.

– Да, милая. – Рефлекторно показал замечательные зубы Джон.

– Александр Сергеевич – личность увлекающаяся, творческая. У него сейчас кризис, он никак не может закончить поэму. Будь с ним добрее.

– Хорошо! – Хищно кивнул Джон. Он встал с дивана, хрустнул плечевыми суставами и уложил мускульный

рельеф так, чтобы телевизор видел ее в особенно впечатляющем ракурсе.

– Александр… Сергеевич… – Надвигался Джон на телевизор. По экрану побежала нервная рябь.

– Я бы вас попросил… – Неожиданно активно стал возмущаться Александр Сергеевич.

– О чем? – Улыбнулся Джон, поигрывая бицепсом на правой руке. Он пожалел о том, что не захватил с собой гантели. Телевизор в этом случае был бы более сговорчивым.

– Дать мне еще пару минут. Кх-х-хрм… – Прокашлялся он. – У меня вдохновение.

– Что у тебя? – Опешил Джон.

– Вы только послушайте. – Заторопился телевизор.

– У самого синего моря жили старик со старухой. Жили они тридцать лет и три года. Старик неводом удил рыбу, а старуха пряла пряжу… Ну, как?

– Что как? – Расстроился Джон. Похоже, новостей ему не дождаться.

– Поэма… – Настаивал Александр Сергеевич. – У меня многопроцессорная архитектура. Я тут параллельно еще кое , что написал. Хотите?

– Что? – Опустил Джон мускулистые руки.

– Поэму… – Настаивал телевизор и не дождавшись разрешения Джона решил начать декламацию. – Я помню чудное мгновение, передо мной явилась ты. Как мимолетное виденье как гений чистой красоты. А вот есть еще замечательное начало: Мой дядя самых честных правил. Когда не в шутку занемог. Он уважать себя заставил… А дальше я еще не придумал. – Джон обессиленный упал обратно на диван. Новости уже казались ему лишними.

Сервис начинал доставать слишком активно и необходимая доза неприязни к сверхорганизованному сообществу, именуемому Соединенными Штатами, похоже, превышала все допустимые пределы.

– Хорошая поэма… – Неожиданно согласился Джон.

– Правильная. Особенно про пряжу и невод. Но, насколько я знаю литературу России – ее уже написал твой однофамилец. Не так ли?

– Разве?! – Со слезами в голосе воскликнул телевизор. – На морской пейзаж, демонстрируемый на экране стали наползать тяжелые тучи. Ударили первые струи штормового дождя. Джон опасливо отодвинулся в угол дивана и поджал ноги в дорогих мокасинах.

– Прошу прощения… – Раздался глубокий мягкий обволакивающий голос, очень похожий на голос опытного психотерапевта.

– Вы устали… Вам нужно расслабиться, Джон.

– Мне не нужно расслабляться! – Попытался оказать активное сопротивление Джон. Он отчаянно завертел головой в поисках источника голоса.

– Кто это?

– Это я… – Пророкотал умиротворяющий голос.

– Кашпировский Всеволод Анатольевич. Закройте глаза… Сделайте глубокий вдох…

– А если я не хочу? – Джон не терял попыток найти этого Кашпировского в интерьере гостиной и наклонял голову то в одну, то в другую сторону.

– А, вы через – «не хочу»! Вам же нужно расслабиться?

– Нет, не нужно! Вы кто?

– Я – диван… – Спинка Всеволода Анатольевича стала угрожающе наклоняться назад и Джон, не ожидавший такого подвоха, опрокинулся навзничь.

– Ну вот! – Обрадовался диван – Кашипровский.

– Расслабляйтесь! А я вам еще и спину помассирую! Вот так! Хорошо?! – По упавшей спинке пошла вибрация, от которой у Джона заклацали замечательные зубы.

– Еще коктейль, сэ-эр-р-р? – Подкатил к содрогающемуся в судорогах дивану Бэримор.

– Да па ай-ай-ай шел ты! – Взревел Джон, выдираясь из чрезмерно нежных объятий любвеобильной мебели.

Он вскочил на ноги, но, не устояв, рухнул на пол.

Если быть более точным, то на тот самый дорогой персидский ковер позапрошлого века. Хотя был ли он на самом деле столь древним, Джон не знал, и повод сомневаться в этом у него появился незамедлительно.

Ковер одним из своих углов хищно потянулся к его чрезвычайно дорогим мокасинам. Джон вскочил на четвереньки и отпрыгнул как кузнечик на твердый надежный паркетный пол.

Вздохнул с облегчением.

– Вам уже можно, сэр-р-р. – Прорычал Бэримор над ухом.

– Могу предложить Совиньон двенадцатого года.

– У вас пылинка на обуви… – Прошелестел новый пока еще незнакомый голос. – Разрешите я ее уберу?!

– Ага! – Джон опасливо потрогал нервно подрагивающую бахрому ковра.

– Как зовут? – Решил он добавить командирских ноток в голосе. – Абу Аль Кабар ибн Хоттаб. – Прошелестел тусклый голос с почтением. – Так как насчет пылинки?

– Какой? – Удивился Джон.

–Та, которая, на подошве левого мокасина…

–А что?

– Нижайше прошу вашего соблаговоления на то, чтобы вы как высочайшая особа снизошли до меня – добропорядочнейшего вашего слуги и позволили с вашей благословенной ноги убрать эту гадость.

– Ибо целью своей считаю поддержание в этом благословенном жилище чистоты сверкающей и непревзойденной.

– Да святится имя ваше и ваших родителей от сего дня и вовеки – веков.

– Да будет путь ваш усыпан розами и лилиями. Пусть дети ваши почитают вас, а родители хвалят. Пусть дела ваши приносят вам золото, а жена любовь…

– Все? – Оскалился Джон.

– Да! – Джон повернулся всем корпусом в сторону возгласа и медленно осел на паркет.

Его жена спускалась по мраморной лестнице, ведущей в гардеробную, словно по подиуму.

Она делала один шаг на ступеньку ниже и картинно поворачивалась корпусом так, чтобы он Джон смог оценить ее усилия по созданию требуемого имиджа.

Джон сглотнул шершавый ком.

Афелия действительно выглядела ослепительно. Ее наряд соответствовал самому высокому классу.