У стен Старого Танжера
Шрифт:
И с этого времени Абд аль-Меджид Шакраф стал реже поглядывать на огромный флаг, развевающийся над его домом.
Как мог, он сам себя успокаивал. Шло следствие или не шло — уж он-то знал, что его вины нет.
Этот простодушный человек совершенно не принимал в расчет своих врагов. А враги у него были повсюду. И они задались целью его погубить. Вы, конечно, знаете, друзья мои, как делаются подобные дела. Девушкам и их родителям могла пригрозить полиция, их могли подкупить, чтоб они дали ложные показания. Скорее всего, использовали и то и другое. Во всяком случае, обвинение против моего господина было признано справедливым.
О результатах следствия мы догадались прежде, чем нас уведомил господин Рибодель. Госпожа Элен вдруг во всеуслышание объявила, что не выйдет замуж за Абд аль-Меджида Шакрафа, а потом и вовсе исчезла из города.
С той поры на моего господина стало жалко смотреть. Он не держал зла на госпожу Элен, прекрасно понимая, что она, как и следовало ожидать, больше поверила мнению всех влиятельных американцев в Танжере и материалам полиции, нежели его оправданиям. Но оттого, что она больше не верила в его невиновность, он почувствовал себя совсем пропащим.
Видя такое дело, наш друг рыжеусый Флаэрти посоветовал ему незамедлительно покинуть Танжер. Осталось покончить лишь с некоторыми формальностями, говорил он, и Абд аль-Меджид Шакраф будет арестован и выслан в Америку как преступник.
«Езжайте в Испанию или во Францию, — советовал господин Флаэрти. — Вашим недругам только того и надо, чтобы вы убрались отсюда. А когда вы будете далеко, они оставят вас в покое».
И мой господин помчался в испанское консульство, чтобы получить визу. Я отправился вместе с ним.
Вначале по внешнему виду его приняли за марокканца и говорили с ним довольно дерзко. Когда же он робко протянул свой паспорт, вокруг него тотчас услужливо засуетились.
«Американец! Американец!» — с уважением говорили сотрудники консульства.
«Да, да», — шептал Абд аль-Меджид Шакраф.
Он, столько раз с гордостью предъявлявший свой паспорт, на этот раз взял его обратно, словно вор.
Шло время, а мой господин все никак не мог решиться на отъезд. То и дело тяжко вздыхал, как неприкаянный бродил по дому, надевал и снимал свои парадные одежды, разглядывал флаг.
И вот в один прекрасный день прибежал, запыхавшись, наш друг Флаэрти и предупредил, что имя Абд аль-Меджида Шакрафа стало известно всем пограничным службам. Отныне он не может покинуть Танжер законным путем.
«Я пропал», — только и вымолвил Абд аль-Меджид Шакраф и свалился без сил.
Тут мой друг Флаэрти посмотрел на меня, как бы желая сказать, что только я могу найти выход. И он был прав. Голодный уличный пес куда более изворотлив в жизни, чем откормленная домашняя собака. Я попросил господина Флаэрти дать мне час времени и немного денег.
«Ищи нас в „Минзахе“, — сказал господин Флаэрти. — Кажется, это единственное место, где он пока еще не наделал шуму».
Я проводил их до роскошного отеля, а сам побежал на постоялый двор, что на улице Статута [8] , неподалеку от отеля.
Говорят, нигде, кроме Танжера, не соседствуют так близко, почти бок о бок, невиданная роскошь и ужасающая нищета. Разумеется, все вы заходили в тот караван-сарай, ничуть не изменившийся с давних времен, где люди, одетые в лохмотья, спят рядом со своими измученными, больными животными, где составляют караваны и готовят контрабандное масло и зерно для отправки в испанскую и французскую зоны. Я всех там хорошо знаю, и мне удалось быстро столковаться с нужными людьми.
8
Статут — документ, согласно которому в 1923–1956 гг. за Танжером с прилегающей территорией был закреплен статус международной зоны.
Потом я кинулся к старьевщику и, купив у него кое-какую одежонку и связав ее в тюк, взвалил себе на спину.
Сперва у меня было намерение отнести тюк домой к Абд аль-Меджиду Шакрафу, но, приближаясь к дому, я увидел, как оттуда вышел тот красивый офицер, начальник полиции, оставив дежурить у дверей двух полицейских.
Тут я заприметил Омара в большой красной феске, рыскавшего вокруг дома. Я велел ему найти Абд аль-Меджида Шакрафа и отвести на еврейское кладбище.
Кладбище это существует с незапамятных времен, и я выбрал его потому, что оно находится в нескольких шагах от «Минзаха» (а нам был дорог каждый час), к тому же там всегда безлюдно, и среди его заброшенных могил за необъятными стволами кипарисов можно без труда скрыться.
У входа на кладбище я увидел, как обычно, нищих евреек. Некоторые из них держали в руках курицу — все свое достояние. Они ждали, когда придет какой-нибудь сердобольный еврей и подаст им милостыню. Больше на кладбище никого не было.
Спрятавшись за деревьями среди осевших могил, я развязал тюк, снял с себя одежду и нацепил лохмотья старьевщика.
Вскоре появился Абд аль-Меджид Шакраф в сопровождении Омара.
Теперь ему снова пришлось переодеться. Но на этот раз — прощайте, роскошные кафтаны и шаровары! Лохмотья поверх лохмотьев — вот его нынешний наряд. Минуту этот американец колебался, а затем тихо, прочувствованно, от всего сердца прошептал:
«Иншалла!» [9]
Омар переоделся в мою рубаху и костюм. Одежда была ему очень велика, но это его нисколько не огорчало, напротив, он пританцовывал от радости.
Мы вышли с кладбища. Миновали отель «Минзах», у дверей которого полицейский разговаривал с портье. Но мог ли кто-нибудь подумать, что нищий оборванец — не кто иной, как Абд аль-Меджид Шакраф. Еще несколько шагов — и мы на постоялом дворе. Там сиди Шакраф заплатил условленную сумму, и в тот же вечер мы отбыли из Танжера с караваном.
9
«Если будет на то воля Аллаха!» (араб.)
Тут Башир чуть откинул назад голову и устремил горящий, вдохновенный взор на толпу, желая видеть лица всех слушателей, даже тех, что сидели в последних рядах. Выдержав паузу, Башир с жаром продолжил:
— Не знаю, о друзья мои, забирался ли кто-нибудь из вас так же далеко, как увел нас этот караван? Доходил ли кто-нибудь до Эль-Ксар-эль-Кебира?
Мы пересекли всю зону Танжера в направлении к югу и, пробираясь тайными тропами, вступили ночью в испанскую зону. Нам пришлось вести наших ослов по пропыленным дорогам, оставляя позади себя многочисленные города и селения, обогнуть столичный город Лараш и вновь идти и идти, чтобы очутиться наконец в Эль-Ксар-эль-Кебире на границе с французской зоной.