У стен Старого Танжера

Кессель Жозеф

В гротах Геркулеса было мрачно и холодно, и Франсиско впервые нежно и ласково прижал Лею к себе.

Башир как никогда увлеченно рассказывал о прогулках Леи и Франсиско. Выложив все разом, прямо-таки на одном дыхании, он остановился с намерением перевести дух. Но никто не воспользовался паузой, чтобы задать вопрос, бросить реплику или о чем-либо потолковать. Большинство лиц, молчаливо глядевших на него, выражали едва уловимое, наивное и спокойное удивление.

И Башир продолжил свой рассказ:

— Однажды вечером они оказались неподалеку от садов «Ан-Салах».

Многие

из вас, друзья мои, когда наступала ночь, брели вдоль колонн, обрамляющих это место пышных увеселений, останавливались и слушали музыку, а потом, уставшие от долгого трудового дня, двигались дальше, к своим лачугам и убогим шатрам, расположенным за чертой города. Никому из вас, я уверен, даже на мгновение не приходила в голову мысль проникнуть в это заведение под открытым небом, где земля выложена мрамором, а вместо стен — гигантские смоковницы, где между колоннами бьют струи воды и в полутьме под звуки самого знаменитого в Танжере оркестра танцуют неверные. Стакан вина там стоит столько, что на эти деньги вы смогли бы кормиться неделю, а если однажды у вас каким-то чудом окажется нужная сумма, лакеи, одетые как господа, оглядев ваш убогий наряд, прогонят вас из этого роскошного места.

Так же, как и вам, о братья мои, ни Лее, ни Франсиско никогда не приходила в голову идея зайти в «Ан-Салах». Они остановились и стали смотреть туда с улицы. При свете луны огромные деревья и фонтаны, тени, движущиеся по мраморным плитам, в отдалении звучащая музыка очаровывали еще больше. Им казалось, что перед ними рай божий. И на пороге этого райского сада Франсиско впервые поцеловал Лею в ее жгуче-черные волосы.

В какую-то минуту я обернулся и увидел госпожу Элен. Она и Ноэл уходили из парка, где бывали каждый вечер. «С меня довольно, — говорила госпожа Элен. — Здесь смертельно скучно. Едем в „Маршико“, там, по крайней мере, можно вести себя как душе угодно».

На улице госпожа Элен заметила Франсиско и Лею, которые стояли рядом, прислонившись к колонне и замерев от счастья. Госпожа Элен остановилась, и я увидел в глазах этой женщины, вкусившей все земные блага, зависть, смешанную со страданием.

«Кто эта девушка?» — тихонько спросила она меня.

И я ответил:

«Одна моя знакомая, очень бедная».

«Но очень счастливая», — сказала, удаляясь, госпожа Элен.

От этих слов Зельма-бедуинка в испуге охнула.

— Почему эта американка так сказала? Может, у нее дурной глаз? — с тревогой спросила она.

Но, не ответив ей, Башир продолжил:

— Во времена, когда происходили события, о которых я вам рассказываю, среди высокопоставленных людей Танжера, ведающих устройством общественных развлечений, разгорелась ожесточенная борьба по поводу того, открыть или нет голубиный тир. Как уверяют, это одна из самых популярных и самых изысканных забав высшего общества в Европе. Большинство консулов и крупных чиновников хотели устроить эту игру в нашем городе, дабы привлечь к нам как можно больше путешественников, а следовательно, и их денег.

Другие, однако, яро противились этому. Они говорили, что это жестокая забава и что только варвары могут радоваться, убивая во

множестве и без всякой пользы столь прелестных птиц. Среди наиболее ожесточенных противников этой затеи самой непреклонной была старая страшная леди Синтия, вернувшаяся к тому времени из Англии. Я рассказывал вам, какую она питала любовь к животным и птицам. И вы не удивитесь, узнав, что она употребила все свое влияние, исступленно защищая голубей. Долгое время ей это удавалось, однако в конце концов она потерпела поражение. Танжерское правительство решило, что в городе будет открыт голубиный тир.

Вы, друзья мои, не поверите, но событие это взбудоражило всех. Я узнал о нем от моего друга Флаэрти. Редакция влиятельной английской газеты, где он работает, прислала ему дорогостоящую телеграмму, в которой просила побывать в голубином тире, хорошенько все там рассмотреть и дать в редакцию подробнейшую телеграмму, пусть даже во сто крат более дорогостоящую.

И вот в одно прекрасное воскресенье собралась толпа желающих своими глазами видеть подвиги стрелков.

Стрельба должна была проходить на пляже, в той его части, роскошно оборудованной, где, как вы знаете, за перегородками стоят полицейские, запрещающие простому люду ступать на специально подготовленный песок.

Хижина дяди Тома находится поблизости, и он привел туда Франсиско и Лею, заплатив за их места. Я тоже пришел, но устроился так, чтобы мне это ничего не стоило: я должен был подбирать подстреленных голубей.

О друзья мои! Что за общество там собралось! Какие автомобили! Какие наряды! И сколько фоторепортеров!

Честь стрелять первым, ясное дело, была предоставлена господину Буллерсу. Крупный торговец золотом был одет изысканно: сапоги, короткие штаны, замшевая куртка и шляпа с маленьким пером. Кажется, таков костюм настоящих охотников. Господин Буллерс вынул из дорогого футляра ружье, которое заблестело на солнце, словно зеркало.

Выпускают голубя. Господин Буллерс стреляет и с видом триумфатора опускает ружье. Голубь, торопливо взмахивая крыльями, улетает. Выпускают другого. Господин Буллерс стреляет, и — голубь радостно взмывает в небо. Спустя еще немного времени выпускают третьего — торговец золотом снова промахивается. Фоторепортеры щелкают затворами, толпа развлекается.

В следующий момент дядя Том куда-то исчез, но я едва успел это заметить, поскольку настала очередь стрелять бравому офицеру, начальнику полиции. Он был в шикарном мундире, и ружье у него было такое же великолепное, как у господина Буллерса. Но он тоже ни разу не попал в цель.

Тут вернулся дядя Том, держа в руках старое ружье, с которым он охотился на куропаток. Напрасно ему пытались растолковать, что он-де не записывался и не должен нарушать очередность, — дядя Том ничего не желал слушать. К тому же на пляже он был личностью достаточно известной. Зрители, смеясь, настойчиво просили за него. Делать нечего, распорядители вынуждены были позволить ему стрелять.

И вот на глазах у господина Буллерса и начальника полиции старый негр, выстрел за выстрелом, почти не целясь, уложил всех голубей, которых для него выпустили.