У стен Старого Танжера
Шрифт:
Тут Башир сделал минутную паузу, но никто даже не попытался нарушить молчание. И Башир продолжил:
— Едва мы узнали эти страшные вести, как на яхту прибыл тот офицер — командир военного корабля. Он сказал Ноэлу, что, если Франсиско не будет выдан ему через два часа, он отдаст приказ своим людям взять его силой. Поцеловав руку даме, офицер удалился.
О друзья мои, о мои братья! До конца дней я буду помнить, как волны жгучего стыда накатили на всех, кто находился тогда в каюте капитана. Среди нас были: женщина, приехавшая из самой могущественной страны в мире, мужчина — подданный короля, правившего самой высокомерной
Но ни женщина, ни мужчины не решались сообщить Франсиско о том, какая участь его ждет. Они поручили это мне. И я согласился, потому что люди, преданные всемогущему Аллаху, не привыкли роптать по поводу того, что предначертано свыше.
Я отправился к Франсиско.
Тот сначала остолбенел от ужаса.
«Я не хочу… — прошептал он. — Этого не может быть… Ты представить себе не можешь, что они со мной сделают».
Потом он, бросив взгляд на военный корабль, пулеметы, на вооруженных моряков, сказал:
«Бедная Лея…»
И добавил:
«Пусть берут меня немедленно. Чего ждать?»
Я вернулся в каюту капитана. Один из наших матросов подал знак на военный корабль. Прибыл офицер в сопровождении вооруженных моряков. На нашей палубе стояли только мы с Франсиско. Вскоре он спустился в шлюпку.
Тут в толпе — как уже случалось по ходу этого рассказа — раздалось пронзительное стенание плакальщиц, на сей раз подхваченное всеми женщинами. И Башир продолжил:
— В тот вечер наши матросы продали в розницу еще один ящик сигарет и разошлись пьянствовать по портовым кафе. А тем временем в каюте Ноэла состоялся совет. Он был недолгим, поскольку все придерживались единого мнения. Речь уже не могла идти о том, чтобы сбыть груз в Альхесирасе. Связи с таможней были утеряны, наше судно находилось под слишком пристальным наблюдением. Всем на яхте не терпелось покинуть это проклятое место.
Намеревались либо пойти в какой-нибудь другой порт, либо привезти сигареты обратно в Танжер. Предполагали, что потеря в любом случае не будет катастрофической.
Отплытие было намечено на следующий день.
Однако утром, едва рассвело, на яхту прибыли таможенники с целью осмотреть трюм. Обнаружив, что в судовых документах ящиков значится больше, чем имеется в наличии, они конфисковали груз и наложили огромный штраф на Ноэла. Договориться с каким-либо влиятельным лицом в Альхесирасе не представлялось возможным: мы приобрели здесь слишком дурную славу. А поскольку у Ноэла не было ни одной песеты, ему пришлось оставить «Радугу» в качестве залога. Для него это было разорение, как, впрочем, и для госпожи Элен, и для моего друга Флаэрти.
Тогда матросы с нашей яхты, до той поры относившиеся ко мне дружески, все как один заявили, тыча в меня пальцем:
«Несчастье свалилось на нас из-за этих проклятых горбов. Один из них явно лишний».
Вот такой урок извлекли они из всего, что случилось с нами.
Тут толстый бездельник Абд ар-Рахман с важным видом произнес:
— Неверные и в самом деле глупцы. Ну откуда им знать, что именно приносит несчастье, раз они неверные?
— Так
И Башир продолжил:
— Мы вернулись обычным рейсовым судном, ежедневно курсирующим из Альхесираса в Танжер. Едва ступив на пристань, я поспешил в хижину дяди Тома, чтобы как можно деликатнее сообщить обо всем Лее. Но она уже знала. Новости быстро распространяются среди испанцев, живущих по обоим берегам пролива: их разносят испанские рыбаки. Приходил какой-то приятель Франсиско и все Лее рассказал.
Однако Лея, казалось, не была ошеломлена внезапно свалившейся на нее бедой. Она словно ждала ее, была уверена, что несчастье произойдет. Вот тогда-то она и поведала мне, каким образом Эдна вынудила ее предать Франсиско.
В тот же вечер Лея вернулась в кабак. Она сказала, что старый Самуэль при смерти и ей нужно доработать неделю, чтобы иметь возможность достойно похоронить его. Но, я уверен, она в любом случае пошла бы работать к Эдне. Лея была словно заколдована.
В этот момент все лица повернулись к страшно раздувшемуся мешку, лежащему на коленях у Кемаля, заклинателя змей, в котором что-то беспрестанно копошилось. Но Кемаль оставался недвижим, и Башир продолжил:
— Та ночь в кабаке Варноля не была похожа на прежние. Так пожелала госпожа Элен.
Когда мы, вернувшись в Танжер, расставались с ней на пристани, она взяла с меня слово, что я, как только узнаю сам, немедленно сообщу ей, в каком состоянии Лея. Я не только сдержал обещание, но еще и рассказал, каким образом Франсиско попал в западню: Эдна заставила несчастную Лею говорить; Варноль сообщил арабу-осведомителю, что Франсиско находится на яхте, готовящейся к отплытию; араб предупредил испанское консульство в Танжере, а оно, в свою очередь, телеграфировало полиции Альхесираса.
«Так, значит, все это злодеяние лежит на совести двух презренных негодяев из кабака», — сказала госпожа Элен, и глаза ее запылали.
В них я увидел и великодушие, и отвагу, и благородный гнев, — словом, те качества, которые побуждали с большой симпатией относиться к этой странной женщине, несмотря на все ее выходки.
Немного поразмыслив, она приказала мне тихим, но властным голосом:
«Слушай, Башир, мы устроим Франсиско проводы, которые пришлись бы ему по душе. Слушай же: ты разыщешь всех его друзей и попросишь, чтобы они собрали всех своих друзей и еще друзей их друзей. Ты скажешь, чтобы этой ночью все они пришли в кабак, где работает Лея. Я всех их приглашаю, и чем больше народу соберется, чем больше они выпьют вина, чем чаще станут заказывать музыку, тем мне будет приятнее. Закатим веселье, какого они еще не видали. Действуй, Башир».
В самом деле, друзья мои, проводы получились небывалые.
Кабак заполнили десятки ремесленников, рабочих, рыбаков — все в праздничных одеждах. Многие привели своих любимых гитаристов. Был приглашен и Маноло — превосходный певец из «Маршико», страдающий тяжелой болезнью. Клянусь вам, друзья мои, что если испанцам в жизни и удается что-то на славу, так это веселье при каждом удобном случае. Большинство тех, кто пришел в кабак, даже толком не знали, по какому поводу праздник. Они решили, что их позвали отметить богатый улов. Нет ничего роскошнее торжеств, устраиваемых обычно судовладельцами и хозяевами баркасов после удачного плавания.