Уарда
Шрифт:
– Это и радует меня больше всего, – сказала Неферт. – Потому что он был очень мне дорог, я любила его, как родного отца. Помнишь, как мы однажды катались по пруду? Лодка опрокинулась, и ты вытащил меня из воды уже без чувств. Никогда не забуду я взгляда, устремленного на меня этим прекрасным человеком, когда я очнулась у него на руках. Таких умных и честных глаз я не видела ни у кого на свете!
– Он был добр и очень любил тебя, – сказал Паакер, в свою очередь вспоминая тот день, когда он отважился запечатлеть поцелуй на губах прелестной девочки, потерявшей сознание.
– Как
– Мы все очень любили тебя, – сказал Паакер, с нежностью взглянув на Неферт.
– А как чудесно нам было в вашем саду! Этот букет, что ты мне принес, я поставлю в воду и постараюсь подольше сохранить, как привет из того места, где я так беззаботно и блаженно предавалась играм и мечтам!
С этими словами она коснулась губами пестрых лепестков, а Паакер внезапно вскочил и, схватив руку молодой женщины, начал покрывать ее горячими поцелуями. Неферт вздрогнула и попятилась, но он протянул к ней обе руки, намереваясь обнять ее. Его дрожащая рука уже коснулась ее стройного тела, как вдруг в саду раздались громкие крики и в зал вбежал карлик Нему, чтобы сообщить о прибытии царевны Бент-Анат.
Тотчас появилась Катути, а чуть ли не следом за ней в зал вошла любимая дочь Рамсеса.
Паакер отошел от Неферт и откланялся, прежде чем она успела прийти в негодование от его дерзости.
Пылая страстью и пошатываясь, словно пьяный, добрался он до своей колесницы. Он свято верил, что любим супругой возничего. Сердце его ликовало. Вспомнив о старой Хект, он тут же решил осыпать ее золотом. А пока, не теряя времени даром, он помчался во дворец просить везира Ани отпустить его в Сирию. Там должно решиться: он или Мена…
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Пока Неферт, все еще вне себя от возмущения и испуга, молчала, не в силах произнести ни слова, Бент-Анат, с царственным достоинством, уже успела сообщить вдове свое решение взять ее дочь на почетное место своей первой подруги. Она распорядилась, чтобы супруга Мена еще сегодня переехала к ней во дворец.
Таким тоном царевна никогда еще не говорила с Катути, и от вдовы не укрылось, что Бент-Анат умышленно переменила свое обращение с ней.
«Неферт пожаловалась ей на меня, – подумала Катути, – и теперь она уже не считает меня достойной дружеской благосклонности».
Вдова была глубоко уязвлена и встревожена этим. И хотя она прекрасно понимала, какой опасностью грозит ей то, что у Неферт, наконец, открылись глаза, сама мысль о том, что она теряет свое дитя, нанесла ее сердцу тяжелую рану. Поэтому слезы, выступившие у нее на глазах, и боль, звучавшая в ее голосе, когда она обратилась к царевне, были совершенно искренни.
– Ты требуешь от меня половины моей жизни, – сказала она. – Но твое дело повелевать, а мое – повиноваться.
Бент-Анат с горделивой уверенностью сделала жест правой рукой, как бы подтверждая слова вдовы.
Неферт подбежала к матери, обхватила руками ее шею и долго плакала у нее на груди.
На глазах царевны тоже заблестели слезы, когда Катути подвела к ней свою дочь, еще раз запечатлев поцелуй на ее чистом лбу.
Бент-Анат взяла Неферт за руку и не отпускала ее все время, , пока Катути передавала рабам одежды и украшения дочери.
– Не забудь шкатулку с засушенными цветами, фигурки богов и амулеты, – напомнила Неферт. – Ах, мне хотелось бы взять с собой и это ладанное дерево, подаренное дядей.
Белая кошечка играла у ее ног с упавшим на пол букетом Паакера. Неферт взяла кошку на руки и поцеловала ее в мордочку.
– Возьми ее с собой, – сказала царевна. – Ведь это твоя любимая игрушка!
– Нет! – воскликнула Неферт и залилась краской. Бент-Анат поняла ее чувства и тепло пожала ей руку. Потом она заметила, указывая на Нему:
– Карлик ведь тоже твоя собственность. Ты возьмешь его?
– Я дарю его матери, – отвечала Неферт.
Позволив карлику поцеловать край ее одежды и ноги, она еще раз обняла Катути и вышла в сад вместе с дочерью фараона.
Как только Катути осталась одна, она поспешила в молельню, к статуям своих предков, которые стояли отдельно от предков Мена. Здесь она бросилась на колени перед статуей покойного мужа и обратилась к ней со словами, в которых звучали и жалоба и признательность.
Правда, при мысли о разлуке с дочерью сердце ее болезненно сжималось, но в то же время разлука эта освобождала ее от неотвязного страха. Со вчерашнего дня она чувствовала себя, как путник, идущий по краю пропасти да еще преследуемый по пятам врагами. А поэтому чувство избавления от постоянной угрозы вскоре взяло верх над материнским горем. Зиявшая перед ней пропасть теперь исчезла, и впереди расстилалась гладкая, ровная дорога, которая вела прямо к цели.
Она вышла в сад и взволнованно забегала по аллеям. Трудно было поверить, что это та самая Катути, которая умела так величаво выступать на глазах у людей. Только сегодня, в первый раз с того дня, когда она получила из армии это ужасное письмо, удалось ей спокойно оглянуться вокруг и поразмыслить о том, что в первую очередь должен предпринять Ани.
Она твердила себе, что все идет хорошо, что настало время действовать смело и решительно.
Когда пришли люди, присланные царевной, она с обычным спокойствием и самообладанием распорядилась упаковкой вещей, которые Неферт пожелала взять с собой. Затем она послала карлика Нему к Ани с просьбой посетить ее. Но не успел Нему выйти из ворот, как показались скороходы везира, а за ними– колесница и отряд его телохранителей. Через несколько минут Катути вместе со своим царственным другом уже прогуливалась по аллеям сада. Она сообщила ему, что Бент-Анат взяла к себе Неферт, и рассказала все, о чем думала в эти последние часы.