Уарда
Шрифт:
– Оставьте их! – крикнула она пораженной толпе. – Я приказываю вам! Я – Бент-Анат, дочь Рамсеса!
Толпа в изумлении отпрянула.
Хотя оглушенный камнем Пентаур уже успел прийти в себя, ему показалось, что у него помутился рассудок. Он все видел и слышал, но думал, что это – прекрасный сон. Сначала его охватило непреодолимое желание пасть на колени перед дочерью Рамсеса. Но уже в следующий миг его ум, приученный в школе Амени быстро соображать, мгновенно подсказал ему, в какое ужасное положение попала царевна. И вместо того чтобы преклонить перед ней колени,
– Эй, люди! Кто бы ни была эта женщина, пусть даже она и похожа на Бент-Анат, но это не дочь Рамсеса. Зато я, хоть и нет на мне сейчас белых одежд, жрец Дома Сети, и зовут меня Пентаур. Сегодня на празднике я выступил перед вами с речью. Удались отсюда, женщина! Я повелеваю тебе это именем моего священного сана!
Слова его возымели действие, и Бент-Анат повиновалась.
Пентаур был спасен. Пока толпа приходила в себя, пока раненные им люди и их родственники и друзья готовились к новому нападению, а один парень, которому Пентаур раздробил кисть руки, в бешенстве орал: «Какой он святой отец, это бывалый рубака! Разорвать его, обманщика!» – из толпы вдруг раздался голос:
– Расступитесь перед моим белым одеянием! И оставьте в покое проповедника Пентаура – он мой друг! Ведь многие из вас знают меня!
– Ты – врач Небсехт, который вылечил мне сломанную ногу! – радостно воскликнул какой-то матрос.
– А мне – больной глаз, – подхватил ткач.
– Этот красивый и высокий мужчина действительно проповедник, я узнаю его! – звонким голосом воскликнула вдруг одна из девушек, чьи восторженные слова о Пентауре невольно подслушала на площади Бент-Анат.
– А мне какое дело до того, что он проповедник! – заорал один из парней и бросился вперед. Но толпа удержала его и почтительно расступилась, когда Небсехт попросил всех разойтись, чтобы он мог осмотреть раненых.
Прежде всего он склонился над парасхитом и тотчас же в ужасе вскричал:
– Позор вам! Что вы наделали? Вы убили старика!
– А мне пришлось обагрить кровью свои мирные руки, чтобы спасти от такой же участи его невинную внучку, – сказал Пентаур.
– Гады! Скорпионы! Змеиное отродье! Изверги! – бросал Небсехт в толпу, отыскивая глазами Уарду.
Увидав ее, невредимую, у ног колдуньи Хект, тоже протиснувшейся во двор, он с облегчением вздохнул и принялся осматривать пострадавших.
– Неужели это ты уложил всех людей, что валяются тут вокруг тебя? – шепотом спросил он своего друга.
Пентаур кивнул и улыбнулся, но это была не торжествующая улыбка отважного воина, а скорее стыдливая улыбка мальчишки, нечаянно задушившего в руке пойманную им птичку.
Небсехт удивленно взглянул на него и с беспокойством в голосе спросил:
– Почему же ты сразу не назвал свое имя?
– Потому что в меня вселился дух бога войны, когда вон тот негодяй схватил Уарду за волосы, – горячо отвечал Пентаур. – Я ничего не видел вокруг, ничего не слышал, я…
– Ты поступил правильно, – перебил его врач. – Но чем теперь все это кончится?
В тот же миг раздались звуки труб – это приближался начальник стражи со своими солдатами, которого Амени послал арестовать парасхита. Войдя во двор, он приказал народу разойтись. Кто отказывался подчиниться его приказу, тех выгоняли силой, и уже через несколько минут долина была очищена от озверевшей толпы, а пылающая хижина – оцеплена солдатами.
Вынуждены были отойти от ограды дворика парасхита и Бент-Анат со своим братом и Неферт. Как только Рамери убедился, что Уарда в безопасности, он присоединился к сестре.
Неферт едва держалась на ногах от испуга и волнения, и носильщикам царевны пришлось, взявшись за руки, нести молодую женщину. Так тронулись они в обратный путь – впереди носильщики с Неферт, за ними Бент-Анат и Рамери. Никто не говорил ни слова, даже Рамери, который не мог забыть Уарду и ее полный благодарности взгляд, брошенный ему вслед. Один только раз молчание нарушила Бент-Анат.
– Дом парасхита горит, – вполголоса проговорила она. – Где же будут теперь спать эти несчастные?
Когда долина была очищена, начальник стражи прошел в глубь двора, где, кроме колдуньи Хект с Уардой, нашел также поэта – он вместе с Небсехтом оказывал помощь пострадавшим.
Пентаур коротко рассказал ему о случившемся и назвал свое имя.
– Если бы в армии Рамсеса было побольше воинов вроде тебя, – сказал стражник, выслушав Пентаура и протягивая ему руку, – то война с хеттами закончилась бы очень скоро. Но ты побил не азиатов, а всего лишь мирных жителей Фив, и поэтому, как мне ни прискорбно, я должен тебя задержать и доставить к Амени.
– Ты исполняешь свой долг, – промолвил Пентаур, склонив перед ним голову.
Начальник стражи приказал своим людям взять труп парасхита и отнести его в Дом Сети.
– Пожалуй, следовало бы арестовать и девушку, – неуверенно проговорил он, обращаясь к Пентауру.
– Она больна, – возразил поэт.
– Если она немедленно не ляжет в постель, то не доживет до утра, – вмешался врач. – Оставь ее в покое – она ведь под особым покровительством Бент-Анат, которая на днях сбила ее своими конями.
– Я уведу ее к себе и позабочусь о ней, – сказала колдунья. – Вон там лежит ее бабка, она едва не задохлась в дыму, но теперь она скоро придет в себя, а места у меня хватит и на двоих.
– Она пробудет у тебя только до завтра, а потом я найду для нее пристанище, – проговорил врач.
Старуха дерзко ухмыльнулась, глядя ему прямо в лицо.
– Много вас тут найдется, таких заботливых, – пробормотала она себе под нос.
Солдаты по приказу начальника подобрали раненых и увели Пентаура, унося с собой труп парасхита.
Между тем дети фараона вместе с Неферт, преодолев немало препятствий, добрались все же до берега Нила. Одного из носильщиков послали подвести ждавшую их лодку, приказав ему поторапливаться, потому что уже показались огни приближавшейся процессии и бог Амон должен был начать переправу обратно в свой храм в Фивах. Они знали, что если им сейчас же, без промедления, не удастся сесть в лодку, то придется ждать много часов, так как ночью, пока процессия переправляется через реку, ни одно судно не имеет права отчалить от берега.