Уайтбол
Шрифт:
— Тьфу ты… извини, Ри.
— Ничего страшного. Да, идем прямо, пока декорации не сменятся. Кстати, наблюдатели нас, скорее всего, уже не видят.
— Если четкой программы нет, может, пойдем по ветру? Проще двигаться будет.
— Не годится. Поначалу — только вперед. В бок мы вернемся к воротам. У «хозяина» свои представления о топологии. И еще…
Он достал страховочный шнур, завязал на нем два узла с интервалом в несколько метров. Один узел протянул мне. Пояснил:
— Сильно разбегаться в стороны
Не очень удобно здесь ходить в связке — веревка в ковыле будет путаться. Но спорить я не стал, впечатленный предварительными инструктажами и собственными вчерашними приключениями. Потерять друг друга в зоне уайтбол — как не фиг делать.
Решили проверить рации. Наблюдателей не поймали, вместо них сквозь сильные помехи прозвучал… фрагмент какого-то органного концерта.
— Ненавижу классику, — сообщил я.
— Поищи что-нибудь другое, — улыбнулся биофизик.
Высоко над нашими головами куда-то в восточные края пролетел журавлиный клин.
Я взглянул на компас.
— Ри, чему сейчас лучше верить — тому, что есть или глазам своим?
— Расположение сторон света — в компетенции «хозяина», — ответил напарник.
— Понял. Летят на север. Стало быть, весна начинается. Может, ветер утихнет?
Стихия будто услышала — притаилась. Через минуту активизировалась снова, но уже без грохота волн.
— Может, — отозвался Ри. — Если мы в северном полушарии. Между прочим, сделай пару снимков ландшафта.
Я расчехлил фотоаппарат:
— Сейчас… И журавлей, наверно… а, ни фига, уже далеко.
— Бог с ними. Кстати, насчет животных: если увидишь кенгуру — не торопись делать вывод, что мы в Австралии.
— Понятно. Бедные географы, они-то как тут работают…
Я несколько раз щелкнул панораму и заодно — ковыль под ногами.
— Готово?
— Ага, пошли.
Мы потихоньку двинулись вперед, глазея по сторонам.
— Географы, Миша, здесь работают точно так же, как и остальные. Собирают данные.
— И все? Пять лет — только сбор данных?
— А тридцать пять лет не хочешь? Именно столько мы пасемся на Ганимеде, — он вздохнул:
— Собираем данные.
— Не совсем одно и то же. От вашего собирательства немало практической пользы.
Резкий порыв ветра чуть не сбил нас с ног. Второй порыв. Третий. Ри опустился на землю, сел по-турецки, жестом пригласил меня — мол, давай переждем. Вслух сказал:
— Практическая польза есть, но до фундаментальных открытий еще очень далеко. В частности, таинственное поле Города остается таинственным. Ничего не изменилось за тридцать лет. Природа неизвестна, характеристики неизвестны, источник неизвестен… Уайтбол, надо думать — аналогичное поле. Вряд ли стоит рассчитывать на быстрые результаты.
Наверно, не стоит. Это все — моя глупая детская вера в могущество человеческого разума. Чувства говорят другое. Глянь на эту штуку хоть снаружи, хоть изнутри… Как ее вообще можно изучать? Все одно, что анализировать картины Сальвадора Дали с точки зрения физики и биологии…
— А чем таинственное поле уайтбола похоже на таинственное поле Города?
— Поведением. Вот, например: приходилось наблюдать, как в «муравейнике» сами собой появляются новые залы и коридоры. Теперь смотрю на все эти архитектурные изыски белого мяча и испытываю стойкое дежа вю.
— Ага. А еще?
— Я покажу, если получится.
Он поднялся на ноги.
— Пойдем, Миша. Похоже, стихия взяла тайм-аут.
Не то, чтобы тайм-аут, но уже можно идти. Мы отправились дальше. Панорама не менялась, ветер продолжал носиться, как оголтелый, по степи… В такт его порывам мои мысли стихийно мотались от Города к уайтболу и обратно…
Ни с того, ни с сего вспомнилась сцена в среднеросской гостинице: Вик взбалтывает водку в стакане, смотрит на меня тяжелым взглядом и бормочет: «Это, знаешь… через циклопа шло…»
— Слушай, Ри… а ведь наше поле может себя проявлять и в Среднеросске, скажем?
— Хоть на Амазонке, Миш. Все, что у нас есть на сегодняшний момент — эмпирика.
…Тут мне показалось — что-то не так вокруг. Понял почти сразу: солнце малость съехало. В начале было чуть на западе, теперь — чуть на востоке… Незаметно так съехало за полдень, от вечера к утру. Ладно, пусть. Здесь это, наверно, в порядке вещей.
Позже-то я догадался: любое чудо, происходящее с солнцем — сигнал. Причем, не кому-нибудь, а мне лично. У других свои сигналы. О чем? Спросите, чего полегче. Квест своего рода…
Я вернулся к разговору:
— Одна из завиральных гипотез Вика: он является «переносчиком вируса уайтбол».
— Нет дыма без огня, — пожал плечами биофизик. — Об «энергетических скафандрах» циклопов слышал? Чем дольше мы общаемся с партнерами, тем меньше уверенности, что они напяливают эти самые «скафандры» осознанно. Может, и на Вика… напялилось.
— У нас речь шла, гм… о некоторых мистических вещах. У циклопов-то «скафандры» все-таки для утилитарных целей.
— Миш, «скафандр», вероятнее всего — то же самое неведомое поле. Было бы странно ограничивать возможности неизвестного одной-единственной очевидной функцией.
— Тоже верно.
— Что касается «мистики»… Уж ей-то мы сыты по горло. Одна только «комариная речь» чего стоит.
— «Комариная речь»? Впервые слышу.
— Неудивительно. Это — наш рабочий жаргон. Ни одной вразумительной теории пока предложено не было.
Ри остановился: справа, в траве, промелькнул какой-то зверек. Тушканчик, что ли? Хотя, может, и мартышка, кто их тут знает… С минуту мы стояли на месте, но больше ничего не увидели. Биофизик махнул рукой: мол, идем дальше.