Уайтбол
Шрифт:
Вот так и получилось, что я остался на базе. Осваиваться.
«Дурацкий фильм» мне не покатил. Аллегории, сколько себя помню, всегда воспринимал плохо.
В прологе — детство героя. Родители пытаются устроить мальчишку в престижный христианизированный колледж. Мамаша то и дело таскает сына в гости к директору колледжа и старается, чтобы ребенок произвел на этого типа благоприятное впечатление. А ребенок совершенно не хочет туда, куда его пытаются запихнуть. Мучается, мечется и, наконец, принимает судьбоносное решение: разбивает мячом окно в доме директора.
С тех пор во все поворотные моменты жизни герою снится этот белый мяч — как символ выбора. Сначала просто снится, а потом герой начинает улавливать закономерность: если он во сне что-то делает — его действие находит какое-то отражение наяву…
Вот такой сюжет. А по форме — сплошной сюр, мистика и готика. Эдгар По форева.
Вик тогда, в гостинице, говорил, что в этом «Уайт боле» все про нас. Ну да, наверно. Совпадения, о которых он рассказывал: разбитое зеркало — дважды, в зоне аномалии и на базе; простреленная автомобильная камера — аналогично… В фильме сны отражаются в реальности, у нас тут глюки отражаются в реальности. Прямая аналогия. Это — понятно.
Другое совершенно непонятно: с каких пор прагматичный до абсурда Венский начал мыслить художественными образами. Воистину — все течет, все меняется…
Поселочек наш — несколько жилых корпусов, гаражи, склады, медицинский блок, лабораторный комплекс, столовая с буфетом… В общем, что-то среднее между санаторием и психиатрической лечебницей. Ничего примечательного.
Все примечательное — за оградой жилой зоны. Там, где обретается «белый мяч». Однообразия он не любит, меняет ландшафты как перчатки, иногда по два раза в день. В первую же неделю своего пребывания на базе, гуляя вдоль забора, я «объехал» весь мир, начиная с полярных зон и заканчивая джунглями. Иной раз панорама менялась прямо на глазах. Тогда можно было наблюдать нечто вообще фантастическое — например, вековые пихты, встающие из моря…
В полукилометре от нас, тоже на краю уайтбола, располагалась еще одна база. Там обитали спецслужбы. Реалистический штрих в панораме здешних чудес.
Стиль полевых работ напоминал эдакое шоу: два-три сотрудника, увешанные различной аппаратурой, ежедневно уходили в маршрут. Еще несколько человек с телефонами, фотоаппаратами, видеокамерами и прочим наблюдали за разведчиками со смотровой площадки. Среди наблюдателей постоянно мелькал гость Венского — Дэвид Миллс, режиссер пресловутого «Уайт бола»… Абсурдность происходящего наводила на крамольную мысль: Венский впал в маразм, и, вместо того, чтобы заниматься своим делом, проводит предподготовку для съемок фильма «Белый мяч возвращается».
Я прошел медкомиссию и предварительный инструктаж. Еще один инструктаж провел со мной Вик: три часа посвящал меня в разные недокументированные тонкости пребывания на базе. Наконец, я получил все необходимые допуски и полевое снаряжение.
Однако непосредственно на экспериментальную территорию меня пока не пускали. Предсказание Ри «должен же быть среди нас хоть один нормальный человек» начало с угрожающей скоростью сбываться: разведчики, как правило, возвращались из маршрутов не совсем адекватными и по несколько часов приходили в чувство. Сперва меня это пугало. Потом перестало пугать. А главное — надоело ощущать себя белой вороной.
За неимением полезного дела я большую часть времени бродил вдоль забора. Вдоль границы чудесной страны. Как сказал Достоевский «ко всему человек-подлец привыкает»… В один прекрасный вечер из-за ограждения на «здоровую» территорию свесились ветки дикой яблони. Я насторожился. Вик предупреждал, что уайтбол иногда «подползает» вплотную к ограде, и в таких случаях лучше тут не слоняться.
Конечно, надо было послушать умного совета и убраться отсюда. А меня потянуло на приключения. Сорвал яблоко, не без содрогания надкусил. Ради эксперимента. Чего ждал — не знаю: вкус оказался обычный, кислятина, как всякий дичок. Зашвырнул остаток через изгородь, в зону уайтбол.
Ничего не произошло. Черт, даже обидно: у всех что-нибудь происходит…
— Дотронься до меня.
— Не понял? — я оглянулся.
Никого нет. Послышалось. Ну вот, зря переживал: по крайней мере, слуховые глюки уже есть.
А яблоня исчезла. Быстро.
…И тут я поймал себя на простой мысли: сохранить рассудок на самом деле очень легко. Убеди себя, что любой бред — в порядке вещей, и проблема решена. Твоему психическому состоянию ничего не грозит. Мир меняется, или ты глючишь — один хрен, так и надо. Так и должно быть. Как воспринимают реальность наши космические соседи: все происходящее возможно, поскольку невозможное не происходит… «принцип циклопа». Только с таким подходом можно пытаться выяснить, где у тебя явь, а где сон…
— Дотронься до меня.
Оборачиваюсь. Никого.
…Яблоня на месте. Яблок на ней нет. Зато под ногами у меня лежит надкушенное, которое я выбросил за ограждение.
Куда выбросил — там и лежит. Потому что теперь я сам нахожусь за ограждением.
Спокойно. О чем мы говорили минуту назад? Все нужно принимать, как должное. Раз забор перепрыгнул — значит, так и полагается.
— Дотронься до меня.
Стою на склоне горы. Впереди внизу — мостик через ручей. Противоположный берег — обрывистый, над обрывом — травянистый луг. За лугом — живая изгородь, скрывающая забор. За забором — база «Уайтбол», а дальше виднеются крыши пустующих Зеленцов…
Без паники. Этого может не быть — а может и быть. Глюк или реальность — и то, и другое правомерно… блин. Похоже на стародавнюю песенку: «а нам все равно, а нам все равно…» Страх. Люди лишаются рассудка не из-за чудес — объективных или субъективных, а из-за того, что теряют контроль над собственной жизнью. Инстинкт самосохранения. Циклопы не сходят с ума, поскольку у них только одна проблема — успеть до смерти попасть в собственный Город. Я нахожусь в собственном Городе, но от этого не легче…
Стоять! Физическое движение здесь ничего не решает. Стоять и смотреть, выход наверняка есть…
Темное первобытное животное у меня внутри взвыло, ноги сами понесли вниз, к мосту, затем — наверх по обрывистому склону. Карабкаться пришлось на четвереньках, хватаясь за вывороченные корни… луг… живая изгородь… забор… дорога…
У края экспедиционного поселка отдышался. Вырвался. Кажется, вырвался…
Времени — девять. Еще никто не спит.
Я плюнул на субординацию и прямым ходом отправился к Венскому.