Убей меня

Ловелл Лорен

Я знал, что Николай был конченым психом, но даже по моим стандартам это полный пиZдец. Когда я в самом начале предложил Уне работу в обмен на ее сестру, то свою угрозу рассказать все Николаю ляпнул просто наугад, не зная, сработает это или нет. Но я слышал о нем кое-что, и у меня были свои подозрения.

— И именно поэтому ты здесь, — говорю я. Части загадочной головоломки, которую представляет из себя Уна, встали на свои места. — Вот почему ты не искала Анну. Потому что Николай убьет ее.

Она медленно кивает.

— Но он сделал бы это не из принципа. Он сделал бы это ради того, чтобы

я оставалась сильной.

Готов поклясться, она действительно верит в это.

— Сильные выживают, слабые умирают забытыми и никому ненужными, — она качает головой. — В любом случае ей лучше умереть.

— Возможно, — звучит жестоко, но я не буду ей врать. Положение Анны хуже смерти.

Уна впивается в меня взглядом.

— Она не такая, как мы, Неро. Она была чиста и наивна. Обещай мне, что вытащишь ее.

Я выгибаю бровь и, обойдя кровать, ложусь рядом с ней и накрываюсь одеялом. Уна следует взглядом за моим перемещением и поворачивается ко мне лицом.

— Технически наш договор расторгнут. Ты не убила О`Хару.

Она нервно проводит рукой по волосам.

— Обещай мне, — в ее голосе звучит мольба. Я ни разу не видел ее в таком отчаянии. Сейчас она выглядит очень хрупкой. Ее стальные крылья смяты и сломаны.

Я вздыхаю.

— У меня в планах купить ее. Это единственный способ вытащить секс-рабыню из Синалоа.

Глаза Уны изучают мое лицо, выискивая малейшие признаки лжи.

— Но ты нарушила наш договор, поэтому теперь я предлагаю заключить новый.

— Чего ты хочешь? — с подозрением в голосе спрашивает она.

— Я хочу знать, почему ты так предана человеку, заставившего тебя убить мальчика, которого, по твоему же признанию, ты так любила? Расскажи мне, и наша сделка состоится.

Она опускает голову, и упавшая на ее лицо прядь светлых волос переливается сиянием в лунном свете. — Я скажу тебе, если ты расскажешь, почему хотел смерти собственного брата.

Я улыбаюсь и, приподняв ее лицо пальцем под подбородком, вынуждаю посмотреть на меня.

— Но ведь дело не в этом, не так ли?

Уна выжидающе смотрит на меня.

— Ладно. Лоренцо был моим сводным братом. Я ненавидел его отца. А они оба ненавидели меня.

— Почему?

— Потому что моя мать была шлюхой, а я — бастардом, — быстро выдаю я. — Твоя очередь.

Уна закрывает глаза и глубоко вздыхает, отчего ее плечи поднимаются и опускаются.

— Мне было восемь, когда умерли родители, и мы с Анной оказались в сиротском приюте. А в тринадцать директриса приюта продала меня братве. Они пытались изнасиловать меня, но Николай меня спас. Он сказал, что я — боец, — Уна сжимает зубы, и в ее глазах видна жажда крови. Я представляю себе Уну тогда: маленькую, испуганную, но такую же несгибаемую, как и сейчас. — Он спас меня. Научил бороться. Дал мне силу.

Ее слова звучат так, словно она рассказывает о том, как один парень научил маленькую девочку нескольким ударам. Но я-то знаю.

— Ты была одной из детей-бойцов русской братвы?

Она кивает. Теперь все становится понятным. Русская мафия всегда «усыновляла» сирот и готовила из них боевиков, но Николай Иванов пошел еще дальше. Он создал собственный отряд элитных убийц. Их боятся. О них говорят во всем мире. Но Уна … Это

бриллиант в короне Николая. Его любимица. Он называет ее дочерью. Потому что спас ее. Потому что сам создал ее.

Но едва только все встало на свои места, как я вдруг увидел Уну такой, какая она есть на самом деле. Из нее с корнем вырвали все то, что делает человека человеком. Но, несмотря на всю свою силу, она безвозвратно сломлена. Единственное напоминание о том, что она живой человек — это Анна. Но в Уне меня притягивает именно бесчеловечность: мы два чудовища в окружении людей. Разница между мной и Уной лишь в том, что она все еще внутренне сопротивляется сама себе, иначе ей не снились бы кошмары. Уна цепляется за мысли об Анне. Сестра для нее олицетворяет доброту и искупление грехов. И тут я полностью понимаю Николая — по какой причине он считает, что лучше убить Анну. Этим он окончательно сломил бы Уну и спустил бы с цепи невиданного доселе монстра. Она была бы идеальна.

— Если ты так предана ему, то на каком же месте для тебя Анна? — спрашиваю я.

Она придвигается ближе ко мне и спокойно отвечает:

— Анна — мое единственное слабое место. Но ты и так это знаешь. Ради нее я сделаю все, что в моих силах, даже если придется пойти против Николая, — ее голос звучит ожесточенно.

Да, Николай создал это маленькое чудовище, но… когда ты делаешь его настолько сильным, зачастую есть вероятность утратить над ним контроль. И у меня предчувствие, будто любимая бойцовая собака Николая собирается его укусить.

Может, Анна и является слабым местом Уны, но сама Уна слишком быстро превращается в мое слабое место. Я мог бы сказать, что обеспокоен этим, но какой смысл? Она — как неизлечимая болезнь: распространяет свои бактерии, поглощая все на своем пути, и не остановится до тех пор, пока я не сойду из-за нее с ума. Она медленно разрушает меня, прокладывая себе путь, проникая все глубже внутрь, вынуждая мои клетки эволюционировать, приспосабливаться к ней и к этой новообретенной потребности. Уна гораздо больше, чем просто теплое тело, в которое я могу засунуть член. Она — Поцелуй смерти, и когда я смотрю на нее, вижу то, чего не видел ни в ком другом: я вижу равную себе. Она — единственная, кто бросает мне вызов, и я ловлю себя на том, что жду этого вызова, даже жажду его. Впервые за долгое время я хочу чего-то другого, кроме власти. Уна должна стать жемчужиной в моей короне. Моя сломленная королева.

Я просыпаюсь от запаха ванили с едва уловимой примесью оружейного масла. Мой член тверд, как камень, и прижимается к чему-то теплому и мягкому. Открываю глаза и крепче обнимаю стройное тело Уны. Моя грудь прижата к ее спине, а член — к заднице, которая словно создана для этого. Я хмурюсь: мне нравится ощущение пробуждения рядом с ней, и это начинает беспокоить. Мы воюем и трахаемся, и, в конечном итоге, Уна принадлежит мне, нравится ей это или нет. Но это… это слишком… нормально. Это не размывает границы, а стирает их к чертям собачьим. Но, независимо от того, как я отношусь к Уне, она по-прежнему нужна мне для выполнения работы. И мы по-прежнему остаемся Уной и Неро — убийцей и капо. Такие, как мы, не становятся обычными людьми, и я чертовски не хочу этого.