Убить генерала
Шрифт:
— Марию Александровну, пожалуйста, — попросил он, поспешив добавить: — Передайте, что звонит Виктор Крапивин. Мария Александровна была у меня на дне рождения — напомните ей. — Он жестом показал хозяйке телефона, что звонок очень важный, шепнул: — Очень нужно.
Мария еще не остыла от показа коллекции одежды, который прошел в ГУМе на ура. С одной стороны, она осталась довольна ярким мероприятием и даже не пыталась найти середины, отбрасывая что-то хорошее и что-то плохое. Она соглашалась с Оскаром Уайльдом, цитаты которого выписывала для своей книжки: «Когда ни приедешь (в Академию), встречаешь там столько людей, что не видишь картин, или столько картин, что не удается людей посмотреть. Первое очень неприятно, второе еще хуже». Похоже, с тех времен ничего не изменилось и вряд ли изменится.
Мария осталась недовольна кастингом моделей: подлинной красоты в долговязых девицах и мускулистых Адонисах она не увидела. Ей был нужен раскрепощенный образ, даже чуточку злой, однако лица моделей портил какой-никакой интеллект, нарушавший гармонию между моделью и тем, что на ней было надето. И она еще раз пришла к выводу, а точнее, согласилась с Уайльдом: «Подлинная красота исчезает там, где появляется одухотворенность». По-русски говоря, модель должна быть умственно ограниченной; высшее образование должно быть куплено. Поскольку у человека мыслящего «вытягивается нос, увеличивается лоб, или что-то другое портит его лицо».
Когда Маша просмотрела демонстрацию на видео, то вдруг поняла: в ее коллекции было слишком много ее самой. Ей стал необходим новый образ, новое мышление, чтобы выскочить за рамки.
Забыть все, что делала раньше, — неплохо придумано. Но мысли не выкинешь, они сидят где-то в подвале мозга и время от времени дают о себе знать; их не сотрешь. Игнорировать все, что уже существует, — тоже мысль неплохая, но все из того же подвального помещения. Все это пройденный этап. Нужна новая струя, идея. Нужная новая линейка моделей — фигур, лиц, выражений, манер. Все, что она делала, было сделано под копирку, как бы она от этого ни убегала. Она выбирала, проходя мимо клеток, а ей был необходим свободный полет, свободное движение, жизнь, еще более жестокая, но гармоничная.
Да, точно — жизнь. Делать все так, чтобы хотелось жить. Чтобы втянуться с головой, чтобы дух захватило, чтобы нервы в клубок. Но как уйти от фальшивки, когда вокруг все фальшивое? Тоже вопрос. А если найдешь и покажешь подлинное, то как это поймут люди из фальшивого мира?
Маша долго смотрела на свою длинноногую секретаршу, не понимая, о каком Викторе она говорит.
Офис M&D поначалу находился на проспекте Мира, неподалеку от салона Славы Зайцева, потом Мария нашла подходящие площади на Мытной. Немного тесновато, правда. В частности, приходилось делить кабинет со своей секретаршей. Порой она раздражала, шурша какими-то бумагами. «Здравствуйте, Александр Павлович, — взгляд на босса, которая качает головой. — Извините, Марии Александровны сейчас нет».
— Хорошо, Виктор, я напомню Марии Александровне про день рождения. Только я не уверена, что она сейчас на месте.
Мария энергично покрутила рукой: «Переключи на мой телефон». Она взяла трубку и чуть откатилась от стола на широком кожаном кресле, положила, привычно играя какую-то роль, ноги на край рабочего стола. Ноне пыталась скрыть иронию, когда здоровалась с Близнецом:
— А, Витька-дембель! Привет! Слушай, здорово, что ты позвонил. Я думала, не дождусь. Что-то случилось или Лосева ищешь?..
— Мне нужна твоя помощь.
— Дело серьезное, раз ты даже не поздоровался.
— Извини.
— Сможешь подъехать ко мне? Адрес назвать? Найдешь легко, это на Мытной.
— Не знаю даже...
— Где ты? Я пошлю за тобой машину. Надеюсь, это не дальше Подольских Курсантов. — Мария прикрыла трубку ладонью и отдала распоряжение секретарше: — Разыщи Юру Цыганка. — И снова к Виктору: — Где ты?
— Не знаю. Я на углу 2-й и 3-й Прядильной.
— Боже мой... — Мария черкнула на бумаге. — Где это? В Иваново?.. Жди, сейчас пошлю за тобой своего водителя, его Юрой зовут, не забыл? Штаны-то он тебе передал? Он на «Вольво» подъедет — серебристый джип...
Маша отстранилась от трубки, словно резкие короткие гудки стреляли по перепонкам. И не могла вспомнить, кто и когда так резко обрывал телефонный разговор. Из кратковременного ступора ее вывел голос секретарши:
— Мария Александровна, ваш водитель.
Дьячкова подошла к столу секретарши и взяла трубку...
Директор уже поджидал подчиненного. Он пересел за длинный стол для заседаний и жестом показал место напротив. Шеф ФСБ был одет в гражданский костюм, правда, без галстука. Об этой привычке директора службы безопасности знали многие. «Удавка» — это для официальных встреч или приемов. «Начинай», — разрешил он кивком головы.
Полковник медленным движением положил руку на папку и приступил к делу.
— Мы тщательно проанализировали данные, полученные в ходе допросов Андрея Проскурина, и пришли вот к какому выводу. Планируя убийство генерала Дронова, Хворостенко готовил не что иное, как диверсию. Мотивы диверсии отчасти раскрываются показаниями Андрея Проскурина о дроновской инициативе по ужесточению ответственности российских военнослужащих на поле боя. Я зачитаю отрывок: «Неисполнение приказа», «сдача в плен», «неисполнение обязанностей» и другие тяжкие воинские преступления".
— Проскурин назвал имя своего напарника в конце допроса?
— Да, товарищ генерал. Дома у Крапивина сейчас работает опергруппа. Мне бы тоже хотелось пообщаться с его родителями. В числе первых, — добавил Терехин.
— Сколько ему лет?
— Двадцать четыре.
— Хорошо. Продолжай.
— На допросе — еще до его повторного изучения и анализа — я пришел к следующему выводу: все обвинения, прозвучавшие в адрес генерала, фактически бьют по Кремлевским стенам.
Полковник бросил неосторожный взгляд на часы — жест, который мог быть истолкован шефом ФСБ по-своему. На самом деле Терехин никуда не торопился, никто его не ждал. Даже занятый работой по уши, он автоматически отмечал время, когда уедет двоюродная сестра жены — жены, с которой он состоял в разводе уже долгих пять лет, но, оказывается, не порвал родственных уз. Сеструха бывшей благоверной поселилась в его квартире, кажется, навсегда. Она приехала на два дня, но торчала уже неделю. Впрочем, этого стоило ожидать: еще до приезда в столицу она позвонила по телефону — предупредить, что было очень мило с ее стороны, и сообщить следующее: обратный билет она брать не будет из экономии, надеется на помощь Николая. «На предварительной продаже билетов она сэкономила сущие копейки, — психовал Терехин, — а мне теперь придется лично обращаться к начальнику Казанского вокзала». Просто телефонный звонок полковника не устраивал.
Родственницу звали Екатериной, ей было тридцать лет. Общение с ней больше пяти минут грозило предынфарктным состоянием. Она была настолько ограниченна, что не находилось шкалы для определения ее тупости. Она обходилась в основном четырьмя звуками: «А-а.. Ага... У-у... Угу...» Этим мычанием она поддерживала разговор и даже порой владела инициативой. Она восклицала и вопрошала. И все это при абсолютно пустых глазах. «У коровы взгляд умнее в сто раз», — терял терпение Терехин. Если бы его сослали на необитаемый остров и предложили на выбор пару вариантов: совсем один или с этой мычащей дурой, он бы не колеблясь выбрал первый вариант. Вместе с ней с ума сойдешь быстрее, чем в одиночестве.