Убить Горби
Шрифт:
Но все без исключения были готовы, если потребуется, работу выполнить «как учили». Ждали только приказа. Еще утром каждый из них соглашался, что с анархией в стране пора кончать, но именно в этот час бойцы надеялись, что штурм отменят.
Переключая частоты на рации-сканере, Вова услышал переговоры. По содержанию он понял, что настроился на частоту «демократов». Те, кто готовился к штурму и те, кто намеревался его отражать, использовали одни частоты.
– Прием, – вышел на связь Вова.
Через несколько секунд рация отозвалась:
– Не понял, повторите.
– А что повторять? Привет вам, смертники, с другого берега.
– С какого такого берега? Ваш позывной?
– Не скажу. Ты кто, братишка?
– А ты сам кто?
– Я же сказал – товарищ твой с другого берега. Слушай, бросай эти игрушки, иди домой и людям скажи, чтоб расходились. Не дело это.
– Товарищи мои все либо здесь, либо далече… Командуешь знатно. Где научился?
– В колхозе.
– В поле?
– В лесу.
– Да ладно…
– Точно, в зеленых домиках в позапрошлом году.
– Какое совпадение.
– Какое совпадение?
– Я тоже грибы собирал неподалеку.
– То-то слышу, голос знакомый.
– А у тебя сплошной треск. Видно, в подвале или в коллекторе сидишь? Слышь, брат, ты в канализацию не лезь – тесновато там и крысы. Да и вообще, против кого воевать собрались?
«Голос точно его, но быть того не может. Он ведь сейчас не должен быть здесь», – Володя внимательно вслушивался в речь собеседника.
– Скажи, а в лесу папа с тобой грибы собирал? – спросил Вова.
Рация замолчала, но вскоре вновь ожила:
– Грибы-то? Да, батя одного в лес не пускал. Да потом смирился…
– Пашка, ты что ли? – спросил Вова осторожно.
– Не понял. Повторите вопрос.
– Пашка, это я, Володя.
– Вовка?!
– Да я, я, старик.
– Ну и дела! И что ты там делаешь? Где ты?
– Так я тебе и сказал. Ты мне лучше скажи, что ты там делаешь?
– Кофе пью и сосиски кушаю. Бесплатно дают. Приходи к нам с миром и друзей приводи.
– Ты что, с этими?
– С этими, ага. А с кем мне быть? Ты вот на стороне этого козлины с трясущимися руками… Получается, ты тоже с ума сошел? Мы же присягу с тобой принимали, у нас президент один, это еще никто не отменял. Только, смотрю, у вас там крыша поехала!? Герои, с гражданскими воевать решили?
– Ты у нас очень гражданский. Говорят, там таких гражданских пруд пруди. И никто пока ничего не решил… Что ты орешь? Успокойся!
– Сам не ори! Понимаешь, я не хочу больше смотреть на это дерьмо, не желаю, чтобы наши дети жили на скотном дворе. Вова, очнись, брат, сколько можно?
– Полегче с открытым текстом…
– Да пошел ты со своим открытым текстом! Уже завтра, независимо от исхода «концерта», всем будет наплевать на условности. Проснитесь там у себя в трубе, выйдите на улицу, хотя бы послушайте, что люди говорят. В конце-концов, за кого собираетесь умирать, товарищ капитан?! За кого, я тебя спрашиваю, дурашка! Дай сказать! За Янаева? Или за «папу», за Крючкова? «Хороший мужик, хороший мужик»… Это не профессия! Что ж он так опростоволосился? Или, может, ты хочешь за Стародубцева?.. Твои друзья, соседи, девки, с которыми ты целовался по скверам, они тут все, а ты на другой стороне.
– Пашка, не преувеличивай. Тебе мозги запудрили Ельцин с Руцким. Вся страна сидит тихо и не выступает. И только здесь…
– Вова, мне до Ельцина дела нет, я тут за людей стою, за будущее, за детей… И вообще за президента СССР. За президента, которого вы свергли.
– Мы свергли… Что ты несешь? Какое ты им будущее хочешь дать? Вот с этой шпаной?! Павел, окстись! Если их не схватить за руку, они все растащат по своим углам, от страны останется только воспоминание. А потом будете охать, возмущаться: «Как же так, мы Белый дом защищали, а они себе «волги» покупают и детей в МГИМО устраивают».
– Хорошо… Хорошо, Володя. Мы друзья, мы-то должны друг друга понять… Эх, жалко, нет с нами Олега… Куда он запропастился? Вот кто тебя точно бы образумил.
– Паш, иди ты на хрен, у меня приказ. Ладно, давай лучше о другом поговорим, но очень лаконично. Мне уже нельзя с тобой продолжать этот треп. Все, кто нас сейчас слушает… В общем, у них, наверное, уже уши завяли от попытки расшифровать нашу беседу. Давай, если… Мало ли, как все пойдет… давай встретимся…
– Где и когда?
Вовка задумался. В рации что-то сначала потрескивало, а после воцарилась тишина. Пашка даже подумал, что связь прервалась.
– Вспомни пиццерию на Чернышевского. Мечты наши… – наконец отозвался Вовка.
– Пиццерию помню. Мечты – нет.
– Старик, тут уже не могу помочь, напрягись. Вы еще очень умничали тогда по поводу моих знаний по истории. Про полководцев великих речь шла.
– Постараюсь вспомнить… Дата?
– Когда? Да вот хотя бы первого мая! Понял меня?
– Хорошо, я тебя понял. Какого года?
Рация в руках Павла «сдохла». Села чертова батарея.
– Вова, прием!
Бесполезно…
– Эх, Вовка, – вздохнул Павел. – Я-то понял, а понял ли ты меня, дурья башка?
«Если не увидимся сегодня с ним – а я бы очень хотел избежать такой встречи – придется первого мая как-то оказаться в Лондоне на Трафальгарской площади».
Он положил рацию на стул, поднял автомат, подошел к краю крыши. Там, в окнах гостиницы «Украина», появились первые отражения рассвета нового дня, 21 августа 1991 года.
По внутренней связи Дома Советов голосом Александра Любимова пугали людей предстоящим штурмом: «Призываем всех защитников Белого дома не подходить близко к окнам, выходящим на реку Москву. По неподтвержденным данным, в здании гостиницы «Украина» заняли позиции снайперы…».