Убить Горби
Шрифт:
Пашка переехал в округ Колумбия. С Настей пришлось расстаться. Он даже ни разу не позвонил ей. Его долго мучила совесть, и он сделал вывод, что разведчик из него никудышный, если не сдал свою совесть в камеру хранения еще в день отъезда с родины.
Вопреки законам конспирации, требующим не хранить переписку ни в каком известном виде, он сохранил записку, оставленную Настей после их первой ночи: «Ты невероятный. Правда… Целую». И губами приложилась к листку. Вот так просто… Русские девчонки, ну кто на свете может сравниться с ними?
Первое знакомство с Рисом Эрлихом состоялось у него дома. Советских в те времена вообще принимали с распростертыми объятиями, но приглашение незнакомого человека домой для собеседования – это даже тогда, в период «медовых месяцев» в советско-американских отношениях, считалось экстравагантным.
Предварительно они несколько дней плотно общались с Савелием Романченко, тем самым гением разведки, давшим Пашке рекомендации, будущим зятем американского профессора. Пашке предстояло детально изучить прошлое и настоящее господина Эрлиха, вернее, легенды о его прошлом и настоящем, известные его близким. Для них Пашка и Савелий были закадычными друзьями.
Рис Эрлих принял «друзей» на теннисном корте в своем поместье. В центре огромной территории расположился особняк – типично американское одноэтажное строение, скорее характерное для Среднего Запада или центра Калифорнии. Кроме корта в поместье были бассейн, место для барбекю, хозяйственная пристройка и небольшой домик для гостей из материала чуть толще картонной коробки для телевизора.
– Hi! Nice to meet you, – приветствовал Пашку господин Эрлих. – Добро пожаловать на мою dacha, ребята. Может, для начала пару сетов сыграем? Или, если хотите, угощу вас кофе?
Голос у хозяина был глубокий, насыщенный почти бас. Пожав Пашке руку, он крепко обнял Савелия, будто они уже близкие родственники.
– Здравствуйте, я тоже рад с вами познакомиться, – приветствовал Пашка хозяина поместья.
– Отличный английский. Где учили? Впрочем, можете не отвечать… На Lubyanke!?
Все дружно рассмеялись, а громче всех – агент-нелегал Семенов. Американцы шутки про КГБ выдавали при первом же разговоре с советским человеком. С поразительной предсказуемостью.
– Кофе выпью с удовольствием, – отозвался Пашка, усаживаясь к столику у бассейна.
– Еще бы! – пробасил Эрлих. – У меня самый лучший в округе кофе. Савелий знает.
– Это кофе с ореховым ароматом, – кивнул Савелий. – Ты такой не пробовал еще. Действительно, best in the county.
– В Нью-Йорке пробовал с орехами, и не раз, – заметил Пашка, но негромко, так, чтобы это мог услышать только Савелий.
– Ну и молчи, – шепнул он в ответ. – Старик любит удивлять.
Хозяин отложил в сторону теннисную ракетку, вытер лицо и шею маленьким оранжевым полотенцем. Пашка успел прочесть надпись: «Seaside Tennis – Mauna Кеа Beach Hotel Hawaii», – и ненадолго покинул гостей.
Из дома он вернулся с подносом, на котором стояли три большие кружки – coffee mugs. Аромат у кофе действительно был чудесный, и Пашка искренне объявил:
– Господин Эрлих, такой кофе я пробую впервые. Удивительный аромат!
– Что я говорил? – хозяин расплылся в улыбке. – Кстати, Павел, называйте меня Рис, а то я чувствую себя стариком.
– Ничего себе старик, – с деланным возмущением воскликнул Савелий. – Не далее как позавчера, играя в теннис с этим, с позволения сказать, стариком, я потерял веру в себя.
– Ладно, Сэвви, не преувеличивай. Хотя, должен признать, игра была что надо. Как тебе мой бэкхенд во втором сэте?
– Принять его можно было бы, только я не угадал направление. И потом, вы придали мячу вращение.
– Это потому, Сэвви, – назидательно прокомментировал Эрлих, – что ты остался в no man’s land. Я тебе сколько раз советовал работать или за базовой линией, или ужу сетки. И надо всегда контролировать мяч. Всегда!
– Учту, Рис. – кивнул Романченко. – Но почему вы, кстати, ничего не говорите про мои смэши?
– Это было неплохо, верно. Кое-чему ты научился.
Пашка терпеливо слушал, не пытаясь вникать в суть разговора. Он знал, что хозяин разыгрывает хрестоматийную психологическую комбинацию, в стремлении не дать гостю почувствовать себя уверенно. Видимо, понял, что для Пашки теннис – это спорт, который еще только предстоит освоить.
– Скажите мне, Павел, – обратился, наконец, Эрлих к Семенову после того, как за столом, помимо тенниса, обсудили все возможные темы, не относящиеся к причине его появления в доме, – как вы понимаете основную миссию «Фонда Эрлиха»?
– Нетрудно предположить, что речь идет о политологических исследованиях, прежде всего, об изучении ситуации в СССР и странах социалистического лагеря в целях прогнозирования ее дальнейшего развития…
– Браво! Но это вы слово в слово процитировали наш буклет. А как вам кажется, что на самом деле мы делаем?
– Не уверен, Рис, что мне стоит делать догадки, ведь я еще не работаю в Фонде…
– Мне нравится, когда человек способен на дерзости. Жизнь коротка, и не стоит тратить время на сожаление о несделанном. Лучше пожалеть после о том, что ты совершил. Вы способны на дерзкие поступки, которые большинству могут показаться глупостью, мальчишеством?
Пашка сделал вид, будто задумался. Савелий начал барабанить пальцами по столу. Накануне, в самом конце финального инструктажа, он сообщил:
– Запомни хорошенько: старик Эрлих по типу абсолютно не похож на офисную крысу – неординарен, смел, стремителен в принятии оперативных решений. Он, скорее, полюбит человека за дерзость, чем за рассудительность и вежливость. А нерешительных просто ненавидит.
Пашка вышел из-за стола и тут же, не снимая одежду и обувь, прыгнул в бассейн. Поплавав пару минут, вернулся за стол. С него стекала вода, но ему было очень хорошо. Солнце в этот день палило нещадно.