Убить отступника
Шрифт:
– Ясно. Буковская – ваша работа?
– Да. Она не справилась с заданием и могла попасться жандармам, а там и в лапы к Бенкендорфу, а он бы развязал ей язык. Она знала много, могла выдать нас. Это она отравила по заданию Союза генерала Боташева.
– Горничная Маша?
– Она самая.
– Какие еще важные сведения вы можете сообщить?
– Ростовцев по указанию Диктатора и при негласном одобрении Милорадовича сдал императору Рылеева, Оболенского и всю их компанию. Они не хотели признавать наше первенство и тянули всех на погибель. Так пусть лучше один перст отрежут,
– Да, приходится сказать, что это ценные сведения. Они проливают истинный свет на природу декабрьского заговора. Прощайте, господин полковник. Бог вам судья.
– Увидимся на том свете, капитан. Вы были достойным соперником, жаль, что вы были не на нашей стороне. Но вас не пустят в Петербург. Вас убьют, это очевидно. Не может вам, Голевский, все время везти. Вы – баловень судьбы. Пули не берут, сабли тоже. Сколько я делал попыток устранить вас, и все тщетно, все безуспешно. Вы словно заговоренный, капитан… Но, берегитесь, Голевский, удача скоро отвернется от вас… Волк всегда попадает в охотничью яму. И вы тоже капитан попадете-е-е…
Это были последние слова полковника. Глаза его закрылись, он дернулся, последний вздох – и заговорщик испустил дух.
– Кого берегись?.. Кого?! Говори!.. – Голевский тряс безжизненное тело полковника.
Гвардеец во что бы то ни стало хотел знать, кого же ему опасаться на пути в Петербург. Что за враги его ждут, где следующая засада и где очередная ловушка. Но увы, полковник был уже мертв и поэтому ничего не мог сказать Голевскому. Прощайте, месье Максимилиан! Вы тоже были достойным соперником.
Прибежал запыхавшийся Шепелев с саблей в руке. Без полушубка, шапки, сюртук порван, царапина на лице.
– Ну и сеча, как на войне! Еле отбился. Уф… Ну, что поведал этот мерзавец? Что-нибудь ценное успел сказать?
– К сожалению, ничего не успел сказать. Испустил дух прямо у меня на руках, – соврал капитан.
– Жаль, что не поведал. Многое могли бы узнать.
– Поскакали быстрей, месье Шепелев. Время не терпит.
– Да, действительно не терпит. Если будем медлить, нас всех перерубают на кусочки, и, поди, сложат как мозаику. Садитесь в кибитку!
– Сей же час, ротмистр!
Фрол отозвал Голевского. Подъесаул подытожил потери отряда.
– Несколько раненых, шестеро убитых, среди них один агент, Аристарх в том числе.
– Аристарх?! Быть не может!
– И Григорий.
– Я знаю про Григория. Он умер у меня на глазах. Герой заслонил меня от вражеской пули. Коли не он, я бы был уже убит… Жаль казаков! Храбрые были воины. Вот выполню поручение, непременно замолвлю слово об этих казаках, пусть их близким двойною пенсию определят. А что за наших противников? У них какие потери?
– У них восемь убитых и семеро раненых. Трое или четверо ускакали.
– Пиррова победа, – сказал Голевский.
Это древнее крылатое выражение было как раз к месту. Да, сражение выиграно, но какой ценой!
– Да, пировать еще рано, – не понял своего командира Фрол.
– Оставим раненых здесь. Надо двигаться далее.
– Что-то, Александр Дмитриевич, мне не нравится этот господин от жандармерии. Чует мое нутро, гадкий он человек, нехороший.
– Мне он тоже не нравится.
– Давай сделаем вот что, ваше благородие…
Он заговорщицки подмигнул Голевскому и зашептал что-то на ухо. Капитан одобрительно закивал головой.
Шепелев вскочил на коня. Возле ротмистра крутился оставшийся в живых агент.
– Я поскачу вперед за подкреплением! – крикнул ротмистр. – А вы покамест, Александр Дмитриевич, ждите меня здесь. Без охраны нам непозволительно оставаться. Сил у нас мало. А вдруг впереди еще засада? Кто знает?
– Удачи вам. Мы будем ждать, – помахал ему рукой капитан.
Когда Шепелев ускакал, капитан подозвал Фрола.
– Мы не будем ждать его, Фролушка. Приведет ли он подкрепление или нет – еще неизвестно. А промедление в нашем предприятии – смерти подобно. Надо спешить в Петербург. Время идет не на часы, а на мгновения. Заговор надо предупредить. Отечество в опасности.
– Так точно, ваше высокобродие. Токмо следовало бы расседлать коней хотя бы на час, облегчение им учинить, скакали они воно скоко, бились. К тому же надо смазать им ссадины и раны.
– Ты прав, братец, лошади измотаны, но часа слишком много в нашей непростой ситуации, хватит и полчаса. Отбери самых лучших лошадей.
– Есть, ваше высокоблагородие.
– Фрол, сколько нас еще осталось в строю?
– Мы с вами, господин капитан, да еще четверо казаков. У одного легкая царапина, у другого незначительная рана – до свадьбы доживет.
– Берем их с собой.
– Слушаюсь, ваше высокобродь.
– Ничего, прорвемся. Бог не выдаст, свинья не съест, добрый конь не подведет.
– И то верно, Александр Дмитриевич, Илья пророк нас защитит.
Фрол поспешил к казакам с приказом расседлать лошадей на полчаса и готовить кибитку к отъезду.
Кибитка мчалась все быстрее и быстрее.
Комья снега летели из-под саней. В купе экипажа – сам Голевский, на облучке кибитки – казак-хорунжий. Служивый хлестал лошадей вожжами, подгонял, кричал на них: «Но, родимые, давайте, выручайте!» За экипажем мчались, не отставая еще трое казаков. Все они спасались от погони. За ними гнался подоспевший на помощь к заговорщикам еще один отряд кавалеристов. А возглавлял их не кто иной, как… предатель Шепелев, он же – Красс! Прав был Фрол, ох как был прав, что не доверял этому жандарму.