Убить отступника
Шрифт:
Бозатти снова рассмеялся могильным смехом, попытался встать, поскользнулся в луже собственной крови и упал. Но поднялся. Иван содрал штору, отделявшую кухню от горницы, и накинул на злодея. Схватил свечку и, навалившись на Бозатти, поджег штору. Материя загорелась, загорелся и Бозатти. Он вскочил на ноги, запнулся, снова упал, причем с оглушительным грохотом. А в это время Иван сообразил поджечь занавески и кинуть в Бозатти свечу. Сам Иван вылетел из дома, схватил первое попавшееся бревнышко и подпер дверь. И сделал это вовремя! В запертую дверь уже ломился охваченный
– Скорей, Иван, скорей. Ехать нужно! – звала его уже княжна.
Если бы она увидела ожившего Бозатти, она точно бы умерла от сердечного приступа.
Немой с безумными глазами вскочил на козлы и хлестанул лошадь по хребту. Кибитка со скрипом сорвалась с места и помчалась вперед.
Из окон избы уже вылетали снопы пламени, пожар набирал силу. Вскоре дом запылал, как гигантский факел. Из окна выскочило обугленное тело Бозатти и упало замертво. Больше он не шевелился. Выходит, победил итальянского змея Иван-крестьянский сын.
Кибитка, проехав верст десять, вдруг встала.
Княжна тут же насторожилась.
«Отчего Иван остановился? Что-то случилось? Какое-то препятствие, овраг, мост, река? А может быть, разбойники, мятежники? Или опять появились люди таинственного похитителя?»
Если это они, то княжна этого больше не переживет. Сердце ее бешено заколотилось в груди. Страх неумолимо вползал в ее душу. Но вроде не слышно ржания чужих лошадей, звука выстрелов или звона сабель. Там нет разбойников. Тогда что там? Что за пугающая неизвестность!
– Иван, что там?
Открылась дверь. Слава Богу, это слуга. От сердца княжны сразу отлегло. Хорошо, что не бандит. Если бы к ней сунулась какая-нибудь зверская рожа оголтелого головореза, она бы не пережила, сошла с ума наверно. А тут молчаливо-простодушная физиономия преданного Ивана. Слуга мычал и показывал куда-то вперед.
– Что случилось, Иван?
И снова мычание, и снова знаки.
– И кто тебя право поймет, горе ты мое, – пожурила слугу княжна, но все же вылезла из кареты.
Немой указывал рукой на дорогу. Там стояла какая-то лошадь. Откуда здесь лошадь? Чья она, и где ее хозяин? Княжна, натянув поглубже меховой капор, придерживая одной рукой поднятый воротник салопа, а другой – полы платья, твердо и решительно зашагала по заснеженным рытвинам и ямкам. Иван семенил рядом, забегая то с левой, то с правой стороны. Хотя он ничего не мог сказать княжне, он вел с ней мысленный диалог.
«А я, стало быть, гляжу, чья-то кобыла стоит, а возле нее, батюшки, лежит какой-то человек. Да, вот странно, на снегу лежит и не шевелится. Убили, что ли. А с другой стороны, думаю, не засада ли это, не притворяется ли человек. Вдруг выйдем из экипажа, а на нас как из-за деревьев выскочат супостаты похлеще предыдущих! И в самом деле опаска у меня была в этот раз. Осмотрелся, ан нет, не засада это, позвал вас».
И ему показалось, что барыня понимает и кивает ему в ответ. Дескать, молодец, Иван, правильно сделал.
Княжна со слугой приблизились к лежащему на снегу человеку. В руке его зажаты поводья. Ясно, что всадник выпал из седла. Но в результате чего? Почему он не подает признаков жизни? Его убили, ранили? Может, незнакомец замерз? Он все-таки живой или мертвый? И кто он такой? По одежде вроде казак.
– Иван, посмотри, что с ним? – попросила слугу княжна.
Немой согласно кивнул и перевернул всадника навзничь. Смахнул рукавицей прилипшие комья снега с его лица. Незнакомец застонал, открыл глаза. Живой! Все-таки он живой!
– Пить, – попросил оживший.
– Потерпите, сударь, сейчас.
Княжна вгляделась в лицо всадника. Черты до боли знакомые. Если убрать бородку, то это…
Незнакомец, похоже, тоже узнал княжну. Глаза его удивленно расширились, он попытался улыбнуться, но не смог: замерзли губы.
– Даша, – простонал казак, и веки его закрылись.
– Ах, – только и воскликнула княжна и потеряла сознание.
Иван мигом привел княжну в чувство, потерев ее виски снегом. Едва она поднялась на ноги с помощью слуги, тут же бросилась на колени перед незнакомцем, принялась обнимать и целовать казака. Слезы радости брызнули из глаз. Она узнала незнакомца. Это был ее суженый Голевский!
– Александр Дмитриевич? Вы живы! Как я вас искала. Как переживала за вас! Как я люблю вас! Боже, ты услышал мои молитвы!
– Даша, родная! Голубушка! Радость моя. Мы все-таки встретились.
Слезы вновь обретенного счастья выступили на его глазах. И поцелуи, поцелуи, поцелуи… Торопливые, жадные, страстные, ненасытные.
Он держал ее лицо в своих ладонях и счастливо шептал:
– Меня пытались раз десять убить, но я всему наперекор выжил, потому что я во что бы то ни стало хотел увидеть тебя, моя любушка, Дашенька, светоч мой. Я люблю тебя.
– Я тебя тоже.
Она жадно поцеловала его в губы.
– Мы никогда не расстанемся, – сияла Дарья.
– Никогда и ни при каких обстоятельствах, – твердо уверил ее Голевский.
– Я искала вас по всему свету.
– Я знаю.
И снова нежные поцелуи.
Голевский прослезился. Потом вздохнул.
– Путешествие благополучно завершилось, то, что я искал, я нашел. Мы благодаря небесному провидению все же встретились. Единственное, жалко Фрола.
– Какого Фрола, дорогой?
– Ты его не знаешь, он был моим лучшим другом там, в Сибири. Если бы не он и его казаки, я бы не избежал смерти. Мы обманули наших преследователей. Фрол переоделся в мой мундир, а я – в его. Он отвлек заговорщиков. Наверняка его догнали и убили. Я получил ранение при стычке с заговорщиками. В дороге у меня неожиданно открылась рана, засочилась кровь, я потерял много сил и, видимо, упал с лошади. Если бы не ты, моя любимая, я бы погиб на этой Богом забытой дороге. Вот что, Даша, спрячь меня в какой-нибудь деревне, а сама скачи прямо в Петербург, к генералу Бенкендорфу. Я везу важный документ, отдай его ему. Лично в руки. Только ему и больше никому. Береги себя, ибо много людей заинтересовано, чтобы завладеть этой бумагой. Спрячь ее подальше. Милая Даша…